У Цзин-цзы - Неофициальная история конфуцианцев

Однажды, когда они сидели вдвоем и беседовали, в комнату вошел человек в синей полотняной одежде и шляпе простолюдина. Старый Цинь приветствовал вошедшего и после церемоний уселся рядом с гостем. Это был Чжай — уездный ярыжка и торговый агент. Старший сын Циня — Да-хань, назвал его нареченным отцом, и поэтому Чжай часто навещал своих деревенских родственников.

Старый Цинь торопливо приказал сыну вскипятить чай, зарезать и сварить для гостя курицу, а Ван Мяня попросил разделить трапезу. Гости представились друг другу.

— А, вы и есть тот самый уважаемый Ван, что так искусно рисует цветы! — воскликнул Чжай.

— Откуда ты это знаешь? — спросил его старый Цинь.

— Кто же в уезде не знает об этом? — удивился Чжай. — На днях наш господин уездный захотел, чтобы ему нарисовали двадцать четыре картины с цветами, чтобы послать их начальству в подарок. Устроить это он поручил мне. До меня дошла слава о господине Ване, я направился к нему и по пути завернул к тебе. Какое счастье, что мы встретились. Попрошу вас, уважаемый Ван, не отказать в любезности нарисовать цветы: через полмесяца я зайду опять. Мой господин не поскупится на серебро. Кстати, я сразу и принесу его.

Старый Цинь принялся уговаривать Ван Мяня согласиться, и тот из уважения к соседу согласился. Он вернулся домой и стал с жаром рисовать картины, сопровождая каждую соответствующим стихотворением.

Чжай доложил обо всем начальнику уезда Ши Жэню, и тот выдал ему двадцать четыре ляна серебром, из которых двенадцать Чжай припрятал у себя, а остальные отдал Ван Мяню за его картины. Уездный Ши послал их Вэй Су в знак внимания, прибавив к ним еще и другие подарки. От рисунков Вэй Су пришел в полный восторг и долго не мог оторвать от них глаз, не обращая никакого внимания на остальные подарки. На следующий день он приготовил вина и пригласил к себе уездного Ши, чтобы выразить ему благодарность.

После полагающихся при встрече церемоний оба сели за стол, и, когда чарка с вином побывала у них в руке не раз и не два, Вэй Су спросил:

— Вчера я получил от вас рисунки цветов. Это сделано руками древних или, может быть, нарисовано сейчас?

Уездный Ши, не решаясь скрывать, ответил:

— Это творение одного крестьянина из моего уезда по фамилии Ван Мянь. Совсем еще молодой человек… Он только учится рисовать, и не удивительно, что вы его не знаете.

— Я давно уехал из родных мест, — вздохнул Вэй Су. — Стыдно, что я не знаю о таких дарованиях на своей родине. Этот молодец не только талантлив, но и очень образован. Не похож на остальных. В будущем он займет место повыше, чем мы с вами. Вот не знаю, сможете ли вы пригласить его ко мне?

— Это проще простого, — воскликнул уездный Ши. — Мне только послать человека — мигом все будет сделано. Он голову потеряет от счастья, когда узнает, что понравился учителю.

Простившись с Вэй Су, уездный Ши вернулся в свой ямынь [13] Ямынь — административное учреждение в старом Китае. и приказал Чжаю отнести Ван Мяню пригласительную карточку. Чжай бросился со всех ног в деревню к старому Циню и, позвав Ван Мяня, рассказал ему подробно, что произошло.

— Придется побеспокоить вас просьбой передать господину уездному, что Ван Мянь всего лишь простой крестьянин и не осмелится прийти к нему, да и эту пригласительную карточку я тоже не отваживаюсь принять, — сказал, смеясь, Ван Мянь.

От этих слов Чжай даже в лице переменился.

— Господин уездный начальник специально посылает человека с приглашением. Кто же может осмелиться не пойти? — воскликнул он. — Тем более что и я проявил о вас заботу! Ведь без меня господин уездный не смог бы узнать о ваших рисунках! Если уж говорить по совести, вы должны благодарить меня за то, что вам улыбнулось счастье повидаться с господином уездным. А вы не только не благодарите, но даже чашку чая не предложите, да еще отказываетесь идти! Где же здесь справедливость? С какими глазами явлюсь я к начальнику? Ведь он хозяин всего уезда! Неужели он не может вызвать какого-то простого крестьянина?

— Вы не понимаете, — возразил Ван Мянь. — Если бы я совершил преступление и господин уездный отдал мне приказ явиться, я бы не осмелился не пойти! А приглашение — другое дело. Это не принуждает меня, и я не пойду. Господин начальник может извинить меня.

— Что вы говорите! — вскипел Чжай. — Ишь что выдумали: будет приказ — пойду, а на приглашение — и не подумаю! Как вы не понимаете, что вас хотят выдвинуть!

— Господин Ван! — начал уговаривать юношу и старый Цинь. — Начальник прислал вам приглашение с добрыми намерениями. Вам надо все-таки пойти с моим родственником. Помните, что в древности говорили: «Уездный может разрушить семью». Зачем с ним ссориться?!

— Уважаемый Цинь, — сказал Ван Мянь, — правда, господин Чжай не знает, но вы-то слышали историю о Дуань Гань-му и Се Лю [14] Дуань Гань-му и Се Лю — известные мужи древности. Несмотря на требования своих государей, они отказались от официальной службы при дворе. , которую я вам рассказывал? Я не хочу идти.

— Ну и задачу вы мне задали! — сокрушался ярыжка Чжай. — Что я отвечу господину уездному?

— Да, здесь сразу две загвоздки. Господин Ван идти не хочет, а если вы придете к уездному начальнику без него, вам трудно будет оправдаться. Но выход я, кажется, нашел. Вы, свояк, возвращайтесь в уезд, но не говорите, что Ван Мянь отказался идти, а скажите, что он, мол, болен и лежит дома, что сейчас-де он не может прийти, а через день-два, когда поправится, непременно будет.

— Болен! — возразил ярыжка Чжай. — Чтобы удостоверить это, надо иметь поручительство соседей.

Пока они спорили, старый Цинь приготовил ужин для гостя, а Ван Мяню намекнул, что ему следовало бы проведать матушку, и, когда тот ушел, отмерил Чжаю три цяня и два фыня [15] Фынь — мера веса, равная 0,37 г. Употреблялась и как денежная единица, равная 10 вэням. серебра. Получив деньги, Чжай согласился поступить так, как советовал Цинь, и отправился к уездному.

Узнав о случившемся, начальник уезда подумал:

«И этот деревенщина смеет болеть! Наверное, ублюдок Чжай напустил на себя важность, явился как лиса в шкуре тигра, и у парня душа в пятки ушла от страха. Видно, он никогда не видал чиновников и, испугавшись, не решился прийти. Однако учитель поручил это дело мне, и, если я не приведу к нему парня, он меня на смех поднимет: скажет, что я, мол, ни на что не способен. Лучше самому ехать в деревню и повидать его. Парень увидит, что ему оказывается такая честь без всякого заднего умысла, приободрится, и тогда я смогу привезти его к учителю. Разве это не явится доказательством моего усердия и старания? Да, вот беда, — продолжал рассуждать уездный, — ведь получится, что такое важное лицо, как я, пойдет на поклон к простому крестьянину. Этак все служащие ямыня меня на смех поднимут… Впрочем, зря я волнуюсь, — тут же успокоил он себя, — вчера, учитель с большой похвалой отзывался об этом человеке. И если уж сам учитель оказывает ему такое почтение, то я должен почитать его в десять раз больше. Уважение к мудрому, даже при нарушении этикета, в будущем, несомненно, будет отмечено с одобрением во всех книгах. Это давно известная истина. Что же мне мешает так поступить?»