Бенито Перес Гальдос - Тристана. Назарин. Милосердие

Что сказать о том подвижническом труде, о тех великих шести днях, к концу которых Беатрис словно открыла в себе вторую натуру, равнодушную к опасности, наделенную спокойным, чуждым кичливости мужеством, Андара из вечной ленивицы превратилась в прилежную и расторопную хлопотунью? Первая боролась с болезнью, уверенная в своем превосходстве и не похваляясь им, наставляемая бескорыстной верой и убежденностью, которые поддерживали в ней душевное горение; вторая же черпала поддержку в удовлетворенном тщеславии, в сознании собственной ловкости и умелости, и, постоянно похваляясь, не уставая льстить своему самолюбию, она шла впереди, как солдат, мечтающий о почестях и чине. О Назарине — что можно сказать о Назарине, который на протяжении всех шести дней являл собой образец христианского подвижника, чья физическая стойкость чудодейственно дополняла его несравненную духовную доблесть? Они оставили Вильяманту по той же причине, что и Вильямантилью: сразу же после прибытия санитарной службы. Довольные собой, с душой, озаренной светом праведного деяния, они произвели смотр и устную ревизию двух кампаний, не устояв перед невинным соблазном подсчитать всех больных, за которыми ухаживали, — скольких выходили и скольких погребли по-христиански, — припомнив тысячу самых трогательных и волнующих эпизодов, которые поразили бы мир, найди они своего летописца. Но поскольку таковой, конечно же, никогда не сыщется, память обо всех этих дивных свершениях останется лишь в архивах небесных. Что же до тщеславия, с которым они сами вновь и вновь перечисляли их, то господь, уверен, простит им невинное самохвальство, ибо, по справедливости, каждый герой должен иметь свою историю, пусть и рассказанную в узком кругу им самим.

Затем они отправились то ли в Ментриду, то ли в Альдеа-дель-Фресно — точных упоминаний об этом в трудах «назаринистов» не обнаружено. Известно только, что это было приятное с виду и сравнительно богатое село, окруженное цветущими нолями. На возвышенности неподалеку от него путники увидели развалины старого замка и, обозрев их, решили, что это самое подходящее место, чтобы провести несколько дней, отдохнуть и набраться сил, тем более что Назарин первый настаивал на необходимости передышки. Нет, нет, господу вовсе не было угодно, чтобы они трудились не покладая рук, ведь требовалось — и срочно! — укрепить телесные силы для новых, еще более суровых испытаний. И вот командующий отдал приказ располагаться в развалинах феодального гнезда и приступить к восстановлению сил истощенных организмов. Место и вправду было красивейшее: отсюда было хорошо видно всю плодородную долину, по которой, блистая и змеясь, протекала река Пералес; то тут, то там виднелись ухоженные сады и роскошные виноградники. Чтобы достичь цели, путникам пришлось взобраться по крутейшему склону, и вот она, вершина, отрадная тишина и чистый ласковый ветерок! Пожалуй, никогда не чувствовали они такой задушевной близости с природой, такой полнейшей свободы: словно орлы, царили они над всем, над ними же не было иной власти. Выбрав место и расположившись, они спустились в деревню просить милостыню, и, надо сказать, первый день выдался удачный: Беатрис подали несколько медяков, Назарину — пучок салата, кочан капусты и несколько картофелин, Андара раздобыла два горшка и кувшин — носить воду.

— Вот это по мне, — повторяла она. — Сеньор, а почему бы нам здесь насовсем не остаться?

— Назначение наше не в том, чтобы пребывать в покое и довольстве, — отвечал предводитель, — а, напротив, вести жизнь, полную тревог и лишений. Отдохнем, ибо многие тяготы ожидают еще нашу плоть.

— Да еще бог знает, не погонят ли нас отсюда, — заметила Беатрис. — Бедняк что улитка — свой дом на себе носит.

— А я бы, будь моя воля, — продолжала Андара, — обзавелась бы здесь землицей, развела бы картошку, лук да капусту — так, к столу.

— Мы не нуждаемся, — заявил Назарин, — ни в земельной собственности, ни в том, что на ней может произрасти, ни в домашнем скоте или птице, ибо не подобает нам присваивать , и из этого абсолютного отрицания вытекает утверждение, что все, нам необходимое, мы можем получить, прося подаяние.

На третий день Андара отправилась к реке постирать, а когда вернулась, за водой пошла Беатрис — событие само по себе обыденнейшее, но о котором никак нельзя не упомянуть в этой правдивой истории, потому что оно явилось причиной других событий важности первостепенной.

Когда под вечер девушка поднималась по обрывистому склону, душа ее была в таком смятении, такую слабость чувствовала она в ногах, что ей пришлось снять с головы кувшин и сесть передохнуть. Что же случилось с ней у источника, прячущегося среди густых осокорей на берегу реки? А случилось с ней нечто неожиданное, совершенно незначительное в общем жизненном потоке, но для Беатрис полное грозного смысла; одно из тех событий, которые в жизни человека подобны катаклизму, потопу, землетрясению, огню небесному. Так что же это было?.. Да так, ничего — просто… она увидела Чубарого.

Чубарый был ее любовью, ее мукой, похитителем ее чести, источником всех надежд, тем, кто первый пробудил в ней смутную мечту о счастье и первый заставил испытать жгучую обиду. И когда ей почти удалось пусть не забыть, но хотя бы отодвинуть его на второй план, когда, самоотреченно борясь со злом во имя милосердия, она почти исцелилась от душевного недуга, явился этот злосчастный Чубарый, чтобы лишить ее завоеванных благостынь и вновь увлечь в темные бездны. Будь проклят этот Чубарый и будь проклят тот час, когда ей пришло в голову пойти за водой!

Так думала она, стараясь успокоиться и собраться с мыслями. Перед глазами у нее до сих пор стоял он, возникший словно из-под земли, не успела она сделать и двух шагов с полным кувшином. Он позвал ее по имени, и она непроизвольно поднесла руку к кувшину, который качнулся и едва не упал. Словно громом пораженная, она застыла, не в силах шевельнуться или вымолвить слово.

— Знаю, знаю, что ты здесь бродишь, отродье, — сказал он, важно засунув руки в карманы короткой куртки, со странной смесью капризной досады и презрения в голосе. — Видел тебя, вчера еще видел, как в деревню шла с этими двумя: с рожей этой мавританской и с бабой-страхолюдиной… Что, дура, докатилась? С какими ублюдками спуталась, а? Говорил же тебе — пропадешь, будешь Христа ради просить, как побироха последняя… так оно и вышло. Знаю, знаю, скотина, сманил тебя этот апостол липовый, что одним требником взад-вперед бесов гоняет.

— Чубарый, — сказала девушка, обретя наконец дар речи, — бога ради, оставь ты меня в покое! Кончено все между нами, и со старой жизнью у меня все кончено. Не трать слов попусту, иди куда шел.