Роберт Хайнлайн - «Магия, инкорпорейтед». Дорога Доблести [litres]

Она схватила меня за руку:

– Милый, но в этом нет надобности!

– В чем?

– В лаборантах. И время выносить твоего ребенка я найду. Если, конечно, ты не станешь возражать, чтобы мое тело стало большим и уродливым. А это произойдет неизбежно – я же помню, но с радостью на это пойду. У нас все будет так, как у простых людей, во всяком случае во всем, что касается тебя. Никаких шприцев, никаких лаборантов. Ничего такого, что могло бы ранить твою гордость. О, я все, все продумаю. А я… я привыкла, что со мной поступают как с коровой-медалисткой. Это же почти так же просто, как вымыть голову.

– Стар, неужели ты готова девять месяцев мучиться и даже, возможно, умереть в родах, чтобы избавить меня от нескольких неприятных минут?

– Я не умру. Вспомни – у меня было трое детей. Нормальные роды, никаких неприятностей.

– Но, как ты сказала сама, это было «много лет назад».

– Не важно!

– Гм… но как много? («Сколько же тебе лет, моя любимая?» – вот вопрос, который я все не мог заставить себя задать.)

Стар глянула на меня огорченно:

– Разве это так важно, Оскар?

– Ну… Я полагаю, нет. Ты же знаешь о медицине гораздо больше меня…

Она медленно произнесла:

– Ты спрашиваешь, сколько мне лет, не правда ли?

Я не ответил. Она помолчала, потом, не дождавшись ответа, продолжила:

– Старая поговорка твоего мира говорит, что женщине столько лет, на сколько она себя чувствует. А я чувствую себя юной, а значит, я и вправду юна, у меня есть еще интерес к жизни, я могу выносить ребенка или даже многих детей. Но я знаю… О, я знаю! Знаю, тебя смущает не только то, что я слишком богата или занимаю чересчур высокое положение, что для некоторых мужчин невыносимо. Да, это все я отлично понимаю – мой первый муж из-за этого со мной развелся. Но он был моим ровесником. Самая же большая жестокость и несправедливость, которую я совершила, заключается в том, что я знала: мой возраст – вопрос для тебя серьезный. Знала и промолчала. Вот почему Руфо так на меня злился. Той ночью в пещере в Лесу Драконов, когда ты уснул, он высказал мне это в словах, полных яда. Мол, он знал о моей слабости к молоденьким, но не думал, что я паду настолько низко, что женю мальчишку на себе, ни слова ему не сказав. Мол, он никогда не был высокого мнения о своей бабке, но это уже…

– Замолчи, Стар!

– Да, милорд.

– Все это ровно ничего не значит, – сказал я с той же уверенностью, которую чувствовал тогда и чувствую до сих пор. – Руфо не знает моих чувств. Ты моложе завтрашнего рассвета и всегда будешь такой. И я больше никогда не желаю об этом слышать.

– Да, милорд.

– И это ты тоже брось. Просто скажи: «О’кей, Оскар».

– Да, Оскар, о’кей.

– Вот так-то лучше. Если, конечно, ты не нарываешься на новую порку. А я для этого слишком притомился. – Я сменил тему. – Теперь о том, о чем мы говорили. Нет никаких причин растягивать твой прелестный животик, раз существует другая возможность. Я деревенский вахлак, вот и все. Я не привык к городским обычаям. Когда ты сказала, что сделаешь все сама, ты имела в виду, что тебя вернут в то состояние, в котором ты была до операции?

– Нет, я просто стану не только генетической, но и суррогатной матерью. – Она улыбнулась, и я понял, что иду по правильному пути. – Это сэкономит приличную денежку из тех средств, которые ты не хочешь тратить. Здоровые крепкие женщины, вынашивающие чужих детей, берут очень дорого. Четыре ребенка – и уже можно больше не работать, а десяток делает их богачками.

– Ну а как же им не брать дорого! Стар, я не возражаю против траты денег. Я согласен, раз, по твоим словам, я заработал трудом Героя больше, чем транжирю.

– Да, ты их заработал.

– Этот городской способ делать детей… Ты можешь выбирать? Мальчик, девочка?

– Конечно. Мальчиковые сперматозоиды более шустрые, их легко отсортировать. Вот почему Их Мудрости – преимущественно мужчины. Я – кандидат незапланированный. У тебя будет сын, Оскар.

– Можно и девочку. У меня к ним слабость.

– Хочешь – девочку, хочешь – мальчика, хочешь – обоих сразу… Только прикажи.

– Стар, дай подумать. Тут столько проблем, а я мыслю куда медленнее тебя.

– Ну уж!

– Ну если ты не умнее меня, то нас когда-нибудь здорово околпачат. Мм… Мужское семя так же легко хранить, как женские яйцеклетки?

– Легче.

– Ну вот и ответ, который нам нужен. Я ведь не так уж и боюсь всяких шприцев – провел достаточно времени в очередях на медосмотр в армии. Я отправлюсь в клинику, или как она там у вас называется, а затем мы не станем спешить. Когда мы решим… – я пожал плечами, – мы отправим открытку, там устроят соединение, и мы станем родителями. А дальше пусть за дело берутся лаборанты и здоровые молодые бабы.

– Да, милорд… Оскар, любимый!

Так, еще лучше. Снова почти спокойное девичье лицо. Да, конечно, снова лицо шестнадцатилетней девчонки, завороженной своим первым бальным платьем и мальчиками – этой восхитительной опасностью.

– Стар, ты говорила, что часто по-настоящему важна не вторая проблема, а какая-нибудь двадцать вторая?

– Да.

– Я знаю, что со мной плохо. Я расскажу тебе, и, может быть, Ее Мудрость найдет правильное решение.

Она заморгала:

– Если ты сумеешь рассказать мне, любимый, то Ее Мудрость, конечно, сумеет разрешить этот вопрос, даже если придется снести весь дворец и построить новый размером отсюда и до ближайшей галактики. Или я вообще завяжу с этим делом – Мудростью.

– Ну вот, теперь ты снова говоришь как моя Счастливая Звезда. Ладно, проблема не в том, что я – жиголо. На кофе с пирожками я заработал. Пожиратель Душ почти сжевал мою, он вызнал ее размер и форму, много такого, о чем я давно позабыл. Это было гадко, и плата должна быть высока. И то, сколько тебе лет, любимая, тоже не важно. Какая разница, сколько лет Елене Прекрасной! У тебя всегда будет нужный возраст. О чем еще мужчина может мечтать? Я не ревную к твоему положению – мне оно даром не нужно, даже если его сахаром посыпать. Я не ревную тебя к тем мужчинам, что были в твоей жизни, – к этим счастливым покойникам. И даже сейчас не буду ревновать, если только не наткнусь на них по дороге в туалет.

– В моей жизни сейчас нет никаких других мужчин, милорд муж.

– У меня нет причин сомневаться. Но всегда есть следующая неделя, и даже ты не можешь знать все наперед, моя дорогая. Ты учила меня, что брак не есть форма смерти, и сама ты точно не мертвая, ты самая живая из всех девчонок.

– Ну, знать тут, конечно, ничего нельзя, но ведь почувствовать можно.

– Я бы на это ставку не делал. Я читал отчет Кинси.

– Какой такой отчет?

– Он опроверг теорию русалок. Насчет замужних женщин. Ладно, забудь. Вот гипотетический вопрос: если бы Джоко посетил Центр, тебя бы удержали эти чувства? Ведь нам пришлось бы оставить его здесь на ночь.