Клод-Проспер де Кребийон-сын - Заблуждения сердца и ума

Игра не настолько интересовала нас, чтобы хранить молчание. Версак и госпожа де Сенанж время от времени давали волю своему злоязычию. Их язвительные речи и моя рассеянность сердили госпожу де Тевиль; она была из тех женщин, которые питают слабость к картам, потому что не имеют других слабостей. Версак напевал сквозь зубы какие-то новые, необычайно ядовитые сатирические куплеты. Госпожа де Сенанж, любившая злословие во всех его видах, спросила Версака, не может ли он дать ей эти куплеты. Он ответил, что, к сожалению, у него их нет и что запомнил он только некоторые места.

— У меня есть эти стихи, сударыня, — сказал я и тотчас же предложил отдать ей свой экземпляр.

Она вежливо отказалась и только попросила, чтобы я дал их переписать для нее. Я обещал, что завтра же пошлю ей куплеты.

— Пошлете? — спросил Версак с удивлением. — На что это похоже? Разве вы не видите, — добавил он тихо, — что вас бы не просили дать куплеты, если бы не рассчитывали, что вы их сами привезете? Так полагается. Не правда ли, сударыня? — обратился он к госпоже де Сенанж, — такие маленькие любезности не оказываются через посыльных.

— Это, конечно, было бы более вежливо, — сказала она с улыбкой — но я не могу принуждать господина де Мелькура.

Я хорошо понимал, что таким способом госпожа де Сенанж хочет поддержать наше знакомство, но не мог нарушать правила вежливости; я согласился с Версаком и заверил госпожу де Сенанж, что, если ей угодно, я завтра же привезу ей стихи. Она осталась довольна, но еще больше, как показалось мне, был доволен Версак тем, что сумел насолить госпоже де Люрсе.

Вскоре мы закончили партию, к большому удовольствию хозяйки дома. Чтобы расстроить козни Версака, она пошла на большие жертвы: взяла себе в партнеры человека, которого ненавидела, а меня усадила рядом с женщиной, почти открыто объявившей себя ее соперницей.

Время разъезда приближалось. Предстояло проститься с мадемуазель де Тевиль; я почувствовал, что непременно должен опять ее увидеть. Я не мог допустить, чтобы новая встреча, составлявшая самое великое счастье моей жизни, зависела от случая. Если бы не размолвка между матушкой и госпожой де Тевиль, мне было бы совсем нетрудно получить доступ в их дом; но теперь я не знал, как отнесется к просьбе принять меня госпожа де Тевиль, и не решался обратиться к ней. Я подошел к мадемуазель де Тевиль и, выбрав темой ломбер, спросил, хорошая ли была у нее карта?

— Не очень, — сухо ответила она.

— Мне тоже, — сказал я, — повезло не больше, чем вам.

— Судя по вашей игре, — заметила она, — вам трудно было рассчитывать на выигрыш. Если не ошибаюсь, вас несколько раз упрекали в рассеянности.

— Вы были не намного внимательнее его, — заметила госпожа де Люрсе, — и я не уверена, что ваши мысли хотя бы одну минуту были заняты игрой.

— Это потому, — ответила она покраснев, — что ломбер, по-моему, скучная игра!

— Не знаю, в чем дело, — сказала госпожа де Тевиль, — но за последнее время моя дочь впала в тоску, которую ничто не может рассеять. Я встревожена не на шутку.

— Мадемуазель де Тевиль слишком склонна к уединению, — сказала госпожа де Люрсе. — Давайте устроим завтра все вместе какое-нибудь развлечение.

— Я бы тоже хотел принять в этом участие и развлечь мою кузину, — сказал я очень тихо госпоже де Тевиль. — Если я придумаю что-нибудь подходящее, вы мне разрешите посетить вас и сообщить о своей идее?

— Я не уверена, что в вашем лице найду такого уж мудрого советчика, — смеясь, сказала госпожа де Тевиль, — но все равно, сударь, своим посещением вы доставите мне удовольствие.

— В таком случае, — сказала мне госпожа де Люрсе очень тихо, — заезжайте за мной завтра после обеда, и мы вместе отправимся к госпоже де Тевиль.

Я с восторгом принял это предложение, восхищенный мыслью, что завтра увижу предмет моего обожания. Я не задумался ни о месте назначенного мне свидания, ни об истинном его смысле. Пока я радовался своей удаче, Версак, хотя он и дулся на мадемуазель де Тевиль, все же завел с ней разговор об ее непонятной печали и о способах развеять ее. Несмотря на все свое красноречие, он добился только холодных односложных ответов, в которых сквозило полное безразличие к собеседнику. Он старался скрыть досаду, но все же его самолюбие было задето, и я заметил, что он слегка покраснел, уязвленный невниманием мадемуазель де Тевиль к его чарам. Победа над нею была слишком лестной, чтобы отказаться от нее без сожаления.

Понравиться женщине обыкновенной, принять ее в свои объятия, едва она освободилась от объятий другого — к таким победам он привык, он разделял их со многими другими, и они делали ему мало чести. Среди множества женщин, которые стремились остановить на себе его внимание хотя бы на короткое время, не было, вероятно, ни одной, чья любовь льстила бы его самолюбию: это были или особы, давно погубившие свою репутацию и желавшие увенчать ее блистательной победой, или безрассудные кокетки, которые считают особенной заслугой уловить в свои сети модного повесу и отдаются в его власть даже не ради его приятных качеств, а лишь для того, чтобы об этой связи говорили; они предпочитают порочащий их скандальный роман радостям тайной любви, о которой люди не будут судачить. Вот с кем он завязывал каждодневно новые любовные интриги. Покорный женским капризам, не царя ни в едином сердце, сам равнодушный ко всем им, он уступал их желаниям, не испытывая любви, сближался с ними без радости и расставался, зная о них не больше, чем в день первой встречи, чтобы перейти к следующей, которую он знал и уважал так же мало, как ее предшественниц.

Я бы не сказал, что при всей своей прелести и красоте мадемуазель де Тевиль могла внушить Версаку любовь. Он не был создан для нежных чувств, дающих счастье тем, кто способен их испытывать; но сердце мадемуазель де Тевиль было столь же юно, как и ее красота. Версак не стремился сделать его счастливым; он лишь желал подчинить его своей власти. Если женщины иногда противились Версаку, то исключительно из кокетства, а ему хотелось хотя бы разок полюбоваться вздыхающей от любви и не сознающей своих чувств молодой девушкой, захваченной врасплох страстью, с которой она, как ей кажется, еще борется, тогда как на деле она живет, дышит, чувствует только для своего возлюбленного, и радость, горе, чувство долга — все принесено ею в жертву любви.

И все же победа над мадемуазель де Тевиль, как бы она ни была почетна, удовлетворила бы одно лишь тщеславие Версака; никого не любя, он мечтал о счастье быть нежно любимым. Он не был настолько глуп, чтобы ждать такого счастья от женщин, которых он удостаивал своим вниманием. Он надеялся, что сумеет завоевать любовь мадемуазель де Тевиль, и не мог понять, почему натолкнулся на вражду, никогда прежде им не испытанную.