Даниил Мордовцев - Замурованная царица. Иосиф в стране фараона (сборник)

Асенефа разговаривала с отцом и с Сутехмесом, когда в палату вошел Путифар. Это был тучный старик, совершенно лысый. При виде его безобразного лица с оттопыренными ушами Асенефа тотчас же вспомнила его жену, у которой была какая-то тайна с Иосифом, тайна, не дававшая покоя Асенефе.

– Привет светлейшей супруге мудрейшего из мудрых! – сказал Путифар, кланяясь хозяйке. – Где же светило Египта?

Не успел он этого сказать, как со двора, отделявшего дворец Иосифа от дворца фараона, донеслись приветственные возгласы:

– Великий псомпфомфаних возвращается от его святейшества фараона, – сказал отец Асенефы.

Это действительно возвращался Иосиф, но он не прямо прошел в «палату Горуса», а проследовал в левый приемный покой с колоннами, где дожидались его братья. Перед ними на длинном столе разложены были привезенные ими для Иосифа дары – фимиам, ритину, стакти, терпентин и орехи, все, чем богат был Ханаан.

Иосиф был в багрянице и со всеми знаками своего высокого достоинства. На лице его выражалась радость.

Едва он вошел, как все братья его упали на колени и поклонились до земли.

– Встаньте! – сказал Иосиф, видя у ног своих седые и черные головы, которые ему столь страстно хотелось обнять.

Братья повиновались, но заговорить никто не решался: так они были поражены неожиданною переменою в обращении с ними и объявлением старого Рамеса, что они будут обедать вместе с псомпфомфанихом земли египетской. Вениамин не смел даже поднять на него глаз.

– Здоровы ли вы? – спросил Иосиф.

Все молча поклонились.

– Здоров ли отец ваш, старец, о котором вы говорили? Жив ли он? – продолжал Иосиф.

– Раб твой, отец наш, здравствует, – отвечал Рувим.

– Благословен человек этот Богу, – с чувством сказал Иосиф.

Братья снова поклонились ему до земли. Когда они поднялись, он посмотрел с любовью в смущенное лицо Вениамина.

Оно было так прекрасно, так напоминало их общую мать, Рахиль.

– Так это брат ваш юнейший, которого вы обещали привести ко мне? – спросил он.

– Он, великий господин, – отвечал Рувим.

Иосиф сделал было шаг вперед, но остановился. Ему так хотелось броситься на шею товарищу детских игр своих и плакать, плакать! Но он и теперь победил себя.

– Бог да помилует тебя, чадо! – только и мог проговорить он.

Но здесь силы изменили ему. Из глубины души поднимались слезы и подступали к горлу. Он чувствовал, что сейчас разрыдается. Ведь столько лет копились в душе эти рыдания! Чего не пережил он за эти годы!.. Предательство братьев, вот этих самых, которых он так любил… Эти бесконечные пустыни Идумеи и Мицраима, которые он, в рабском унижении, измерил своими босыми, почти детскими ногами… это новое предательство женщины, которую он спас от падения и позора… И позор обрушился на его же голову!.. А там тюрьма. Эта светлая личность старого страдальца, вызвавшего его к новой жизни. И это величие, это преклонение пред ним всего царства фараонов… Это «отец фараона»! Он – бывший раб!..

Он не помнил, как очутился в своей роскошной ложнице. Уткнувшись в подушки, он рыдал, рыдал, как женщина, как ребенок!

Опомнившись немного, он торопливо умыл лицо, чтобы скрыть следы слез, и, вооружившись всею силою своей могучей, закаленной жизнью воли, снова вышел к братьям такой же величественный и спокойный, каким казался прежде.

Отведя в сторону Рамеса, он тихонько отдал ему какие-то приказания.

– Следуйте за мною, мужи ханаанские! – торжественно сказал он братьям.

Они робко последовали за ним. Их решительно подавляло все, что они теперь видели: невиданное величие дворца, громадность колоннад, среди которых они проходили, блеск и роскошь украшений, статуи богов и фараонов, толпы рабов, почтительно следовавших за ними, и в довершение всего эта величественная «палата Горуса», в которую они вступили и в которой увидели собрание сановников земли фараонов. Все это казалось им сном, «египетским волхвованием»… Они, жалкие пастухи Ханаана, и вдруг во дворце фараонов! Они, загорелые в пути, запыленные – почтенные гости псомпфомфаниха земли египетской.

– Мир вам! – сказал Иосиф, приветствуя своих гостей. Потом, обратясь лицом к остановившимся за ним братьям, добавил: – Это сыновья патриарха и владыки земли ханаанской, Иакова: они вместе с вами разделят трапезу моего дома. Займите же все места свои за столом трапезы моей.

Гости стали усаживаться сообразно своему общественному положению. Египтяне сели за одним столом, а братьев Иосифовых старый Рамес усадил за другим, лицом к лицу с египтянами. Иосиф же с женою и детьми занял особый стол.

За стулом каждого из гостей, как египтян, так и братьев Иосифа, поместились маленькие, черные как смоль рабы из пленных детей земли Куш, юные курчавые эфиопы с опахалами из страусовых перьев. Они в такт махали в воздухе опахалами, отгоняя от трапезующих и от их блюд мух и навевая на их головы прохладу. За Иосифом и его семьей стояло двенадцать рабов с опахалами. Другие рабы по мановениям и указаниям Рамеса разносили кушанья. На одном громадном блюде лежал с подогнутыми ногами баран, рога которого были позолочены; на другом – молодой бычок, голова которого украшена была гирляндою из цветов лотоса и резеды; на третьем – пирамида Хеопса и обелиск Усуртасена, искусно сделанные из разваренных на меду зерен «дурасафи»; наконец, на четвертом – великий сфинкс Хормаху, слепленный из зерен «дурашами» и мака. Впереди этих блюд шел старый Рамес и огромною пальмовою вилкою и такою же ложкою накладывал куски лакомых яств на блюда, сначала самому Иосифу и его семейству, а потом и всем гостям, причем Вениамину наложил больше всего впятеро – «пятерицею», как сказано в Книге Бытия: этим Вениамину оказывалась особая милость хозяина, возбудившая удивление во всех гостях, не исключая и самой хозяйки, Асенефы, у которой догадки и подозрения росли все более и более.

«Это его сын», – решила она в душе и покорилась своей участи в силу того обычая, что иметь детей от рабынь считалось делом вполне естественным.

Как сам Иосиф, так и его высокие гости кушали без ножей и вилок, а просто брали куски пятернею и отлично справлялись с ними при помощи пальцев и зубов.

Затем внесено было вино, и Рамес сначала наполнил великолепную серебряную чашу с драгоценными каменьями, стоявшую перед Иосифом, и подал ее хозяину, а когда последний, а потом его жена и дети отпили из чаши, стал подносить ее гостям, по порядку старшинства, начиная от жреца Петефрия, отца Асенефы, и Циамуна и кончая Вениамином. В продолжение трапезы чаша обошла пирующих много раз, но к концу обеда не была возвращена на прежнее место, на стол Иосифа, а поставлена была перед Вениамином.

Рамес так усердно угощал ханаанских гостей Иосифа, что они на другой день, уже оставив за собой Мемфис, вполне пришли в себя от праздничного угара.