Густав Майринк - Т.1. Волшебный рог бюргера. Зеленый лик

Но, вернувшись на то же место несколько дней спустя, герой обнаруживает над странной лавочкой совсем другое имя владельца. Хозяин заведения — «профессор пневматизма из Пресбурга» Циттер Арпад.

Циттер — всего лишь искаженное «Кетер» — венец. До своего падения Люцифер был «Ангелом Венца» (Хакатриил — так звучало его имя), первым из сефиротов каббалистического древа [211] В каббалистике Творение понимается как эманация Божественного света, в результате которой сперва возникают десять Сефирот: Кетер (Венец), Хохма (Мудрость) и Бина (Познание), Хесед (Милость), Гeвypa (Сила), Теферэт (Великолепие), Нецах (Победа), Ход (Величие), Иесод (Основание) и Мальхут (Царство) — Божественных аспектов, образующих Адама Кадмона — совершенного человека, который при этом есть и все мироздание. . Арпад же на иврите означает «вампир». Суетливо-деятельный «ясновельможный граф», приторговывающий порнографией, шулер и специалист по части «иллюзионистики» — одна из проекций «князя мира сего» [212] Заметим, что в имени Zitter прослеживается и иная этимология: немец кое «zitterig» означает «дрожащий, трясущийся». . Потому-то он так легко и меняет личины, не имея при этом собственного лица: зло не обладает онтологической сущностью. Циттер Арпад готов явиться каждому в том облике, которого ждет от него собеседник: он легко подстраивается и под зулуса Узибепю, и под одержимую идеями благотворительности даму — однако и Фортунат, и барон Пфайль, утратившие всякий вкус и интерес к миру, легко выскальзывают из его сетей. «Обезьяна Бога», профессор Арпад может предложить легковерным лишь свой «часозвон с репетиром», годный только на то, чтобы отсчитывать мгновения, оставшиеся до Судного дня, да тешить владельца зрелищем парочки, предающейся любовным утехам. Искуситель предлагает мгновение, плоть, телесное соитие; вожатый — вечность, дух, алхимический брак в духе. Но при этом они важным образом дополняют друг друга.

Хадир Грюн ясно говорит, что он старше рода Адама [213] Предлагаемое нами далее рассуждение является лишь одной из возможных интерпретаций. Дело в том, что ангелы были сотворены до Творения материального мира. Первый стих Книги Бытия: «В начале сотворил Бог небо и землю» — подразумевает, что вместе с небом сотворены и ангелы. А Хадир Грюн говорит, что он пребывает в мире сем «с тех пор, как Луна, бледная странница, кружит по небосклону». Луна создается в четвертый день Творения, тем самым «ангелическая» природа «Зеленого странника» может быть оспорена. С другой стороны, укажем на связь Луны и Змия, прослеживаемую в «Зогаре», в комментарии на стих «Да будут светила на тверди небесной» (Быт. 1: 14): «Способ написания "светила" (меерот = проклятья) указывает, что сюда включен злой змей, который осквернил луну и отделил ее от солнца, таким образом послужив причиной проклятья земли (Быт. 3: 17). Все расчеты времени производятся по луне» (Блеск: Извлечения из книги «Зогар» в переводе А. В. С. 75). . И он — податель

знания. Напомним, что от Древа Познания Адам и Ева вкушают по наущению Змия, который традиционно отождествляется с Люцифером. Но в гностицизме, настаивающем, что материальный мир есть творение злого Демиурга или результат несчастной случайности, подобной «растрескиванию клиппот» у поздних каббалистов [214] Каббалисты учат, что три верхние сефиры, Кетер, Хохма и Бина, смогли удержать божественный свет. Но когда сразу хлынул поток света из нижних сефирот — Хесед (Милость), Гевура (Сила), Теферэт (Великолепие), Нецах (Победа), Ход (Величие), Иесод (Основание) и Мальхут (Царство), соответствующие сосуды не смогли выдержать божественного блеска и разбились. Из этих «осколков» сосудов света и родилась грубая материя, проникнутая силами зла. Описание Творения в «Апокрифе Иоанна» удивительно напоминает эту схему. Гершом Шолем полагал, что Каббала возникла в Провансе как результат знакомства еврейской мысли с ересью катаров, имеющей гностическое происхождение. См.: Шолем Г. Основные течения в еврейской мистике. В 2 т. Иерусалим, 1984. Т. П. С. 78 — 87; Idel Moshe. Kabbalah: New Perspectives. New Haven; London, 1988. P. 114 — 127. , Люциферу отводилась положительная роль. Заставляя человека преступить заповедь его Творца, который не есть истинный Бог, Люцифер открывал духу, заключенному в человеке, путь к спасению, к выходу из темницы материального мира. Более того, часто Люцифер напрямую отождествлялся с Христом. Причем порой это делалось даже не на основе апокрифических текстов, а на интерпретации параллелизма, встречающегося в самом библейском каноне. Падение Люцифера описано у пророка Исайи: «Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему. Но ты низвержен в ад, в глубины преисподней» (Ис. 14: 12 — 15). Падший ангел назван здесь денницей, утренней звездой. А в Апокалипсисе Христос говорит о Себе: «Я, Иисус... есмь корень и потомок Давида, звезда светлая и утренняя» [греч.: «... δ αστέρι δ λαμπρος δ πρωίνός» — букв.: «звезда, сияние утреннее». Подчеркнем, что «αστέρι» Апокалипсиса и «φωσφόρος»» Книги Исайи в переводе 70-ти толковников — разные корни] (Откр. 22: 16). Гностики, с их ориентацией на любомудрие, делали почти неизбежный при таком «параллельном чтении» шаг: так, в «Апокрифе Иоанна» из библиотеки Наг-Хаммади сам Христос выступает в роли змея. Он говорит Иоанну: «Но то, что они (архонты) называют древом познания добра и зла... они стоят перед ним, дабы

он (Адам) не мог узреть своей полноты и узнать наготы своего безобразия. Но это Я, который заставил их есть» [215] Апокрифы древних христиан. М., 1989. С. 211. . В гностических сектах офитов и наасенов, чье название ясно указывает на особую роль, придаваемую в них Змию, отождествление Люцифера, Змия и Христа было, судя по всему, еще глубже и радикальнее.

Майринк преднамеренно сохраняет некоторую зыбкость определений в романе, избегая «последней ясности». И все же отец фрейлейн ван Дрюйзен роняет слова, указывающие на гностический характер всей системы «Зеленого лика»: «А вот можно ли считать нашего предтечу богом, этого я тебе не скажу: ты все равно не поймешь». В случае противопоставления Злого Творца и Истинного Бога фраза эта обретает смысл. И, исходя из мышления гностиков, легко понять, почему Хадир Грюн может быть и Илией, и Иоанном Богословом, и Агасфером. Это — «благой» Люцифер гностиков, вновь и вновь проявляющийся в мире и пытающийся увлечь за собой человека.

В момент жуткой эвокации, когда Фортунат, — любви ради, неосознанно выполняя наставление Сваммердама, обмолвившегося, что тот может, «не опасаясь за последствия, прибегнуть к посредничеству самых страшных сил, контакт с которыми обычно кончается безумием», — заклинает преисподнюю, ему является распятый на кресте Змий. «У мерзкой рептилии было человеческое лицо, подобное тронутой тлением личине египетской мумии», чьи черты имели «отдаленное сходство с тем зловещим ликом, который привиделся ему в лавке на Иоденбрестраат» — ликом Хадира Грюна. Образ пригвожденного к кресту Змия имеет вполне каноническое христианское происхождение и порой встречается на средневековых миниатюрах. Согласно учению Церкви, в Христе распинается первородный грех человека, и именно в этом смысл искупления. Поэтому увидеть за Распятым Змия, пригвожденного к кресту, мог и христианин, ни в чем не преступающий канонические рамки. Опасен лишь следующий шаг, подменяющий символизм отождествлением. Майринк оставляет читателя на грани этого отождествления. Явившийся вслед за Змием Хадир Грюн имеет власть стереть мерзостное пятно на полу, оставшееся после «гнилого столпа», и дает понять, что Змий, которого Фортунат заклинал, «взывая к преходящей любви», — «князь мира сего», тот самый, кого Сваммердам, давая Фортунату опасный совет, назвал «Духом Земли». Хадир же, говоря о лежащей замертво Еве, что «дева сия жива», как бы заставляет Фортуната — и читателя — вспомнить сцену воскрешения Христом дочери начальника синагоги, когда Иисус произносит, войдя в дом, где лежит покойница: «что смущаетесь и плачете? девица не умерла, но спит» (Мк. 5: 39) — в сущности, вся речь Хадира в этой сцене проникнута евангельскими аллюзиями. И все же весь этот эпизод имеет отчетливо гностический привкус, который ясен из сопоставления слов Хадира о том, что он «вечно зеленеющее древо» [216] Ср.: «Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева — для исцеления народов» (Откр. 22: 2). Однако интереснее в данном контексте комментарий из «Зогара» на стих «И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания» (Быт. 3: 7): «Иосе сказал: — Когда они получили знания об этом мире, то увидели, что он управляется "листьями с дерева". Поэтому они искали в них способ утвердить себя в мире и познакомились со всеми видами магии, дабы вооружиться этими листьями с целью самозащиты» (Блеск: Извлечения из книги «Зогар» в переводе А. В. С. 67). , и дневника прозревшего