Густав Майринк - Т.1. Волшебный рог бюргера. Зеленый лик

Для героя «Зеленого лика» мир предстал «грудой пустой шелухи», тупым и докучливым мороком. Фортунат Хаубериссер уже изжил все иллюзии — но не нашел выхода за их пределы: он подобен человеку, которого только что разбудили, — сон для него мешается с явью, и тот сам не знает, где кончается одно и начинается другое.

В фамилии «Hauberrisser» присутствует корень «Hauben», означающий «хохолок, венчик». В алхимии символы птиц означают «активизированный, пробужденный дух». Недаром петух всегда был символом «бодрствования», а в христианстве — еще и залога воскрешения. Но — лишь залога. И «венчик, хохолок», которым судьба (а именно таково значение его имени) наделила героя романа, — еще не царский венец и не горделивое головное оперение Феникса, восставшего из пепла.

Однако и этого уже достаточно, чтобы «белые буквы на непроницаемо черном фоне» привлекли к себе взгляд героя. Фортунату на мгновение дано было прозреть суть — и ему был послан вожатый [232].

В алхимии Феникс «олицетворяет как оба Великих Магистерия [на языке алхимии Магистерием или Деланием именуется процесс получения Камня. — А. Н .], так и их результат, оба Камня — белый и красный, lesquelles n'ont qu'une seule et meme nature comprise sous le denomination cabalistique de Phenix» [233]. Что до вожатого, Хадира Грюна, — мы уже достаточно много сказали о присущей ему двойственной роли, чтобы соотнести его функцию в романе с той, которая в алхимии приписывалась универсальному растворителю, vitriol. В «Тайнах соборов» Фулканелли упоминает трактат Джорджа Ораха (нач. XV в.), где сказано, что «все искусство алхимии основано на получении "универсального растворителя", этого единственного в своем роде Зеленого льва, чье имя связано с его цветом» [234]. Рипли также упоминает эту субстанцию, говоря, что «лишь одна нечистая сущность вовлечена в наш Магистерий. Философы именуют ее Зеленым львом. Это — посредник или средство соединения тинктур Солнца и Луны» [235]. Порой также называют vitriol Древом Жизни и эликсиром Философского камня, чудом природы, что извлекается «посредством человеческого искусства, и драгоценностью алхимии» [236]. В «Отрывке из персидских философов», упоминаемом К.-Г. Юнгом в одной из работ, о зеленом растворителе говорится следующее: «Этот раствор оживляет всех умерших, чтобы они могли жить вечно, и этот раствор есть самая первая закваска, а именно "лунная", и это есть свет всего света, и цвет и плод всего света, который освещает все вещи» [237]. Цвет этой загадочной субстанции, ее «проницающая» и «соединяющая» функции, отождествление ее с Древом жизни — все это вполне соответствует «атрибутам» Хадира Грюна. Заметим, что само слово vitriol акронимически расшифровывается как «Visita inferiora terrae, rectificando invenies occultum lapidem, veram medicinam» (Посети недра земные, очищением обретешь потаенный камень, истинное лекарство) — и эта расшифровка вполне объяснит жуткую сцену явления Змея Фортунату.

Змеиный лик Хадира Грюна раскрывается тому, кто решился на сошествие во Ад. Однако при этом «философский странник» познает лишь собственную сущность, которой Ад будет довлеть, покуда не познан и не преодолен он внутри человека. Пояснение тому легко найти в словах Парацельса о «ядовитом влиянии луны» — напомним, что при первом явлении Фортунату Хадир говорит о том, что он присутствует в мире сем

с тех пор, как луна кружит по небосводу. По Парацельсу, хтонический аспект луны — лишь отражение «нечистоты» самого человека, созерцающего Царицу ночи. Так, Парацельс пишет: «Когда слабый духом и робкий человек смотрит на луну в момент самой большой активности своего воображения, то он смотрит в speculum venenosum magnum naturae [великое ядовитое зеркало природы], и звездный дух, и magnes hominis [человеческий магнит] будут отравлены звездами и луной» [238].

С этим прохождением через Ад связан и скрытый черной повязкой крест, пылающий на лбу Хадира, — «знак жизни» и сжигающий память. Тому, кому открывается этот знак, суждено умереть — как сапожнику Клинкербоку или Еве, тем же, кто прозревает этот знак в «тайном тайных», даруется жизнь. Внимательный читатель легко увидит здесь параллель с Великим Змеем, являющим свой лик, но скрывающим «начертанный на нем фетиш» тем, кто будет влачить земную жизнь, и отворачивающим лицо от тех, кого ждет скорая смерть: принцип Духа зеркально отражен в принципе материи, происходит инверсия, когда правое становится левым, верх — низом. Именно здесь ключ к словам Господа: «Многие же будут первые последними, и последние первыми» (Мф. 19: 30). У Данте в «Божественной комедии» в первом круге Чистилища искупается грех, который кончал адскую спираль, — и далее эта зеркальность четко соблюдается по мере всего восхождения. При этом перед входом в ворота Чистилища сидит ангел в пепельных одеждах с мечом, концом которого тот чертит на лбу путника семь «Р» — «peccatum» — знак семи смертных грехов, произнося при этом слова:

Смой, чтобы он сгинул,

Когда войдешь, след этих ран [239].

Испепеляющий память крест на лбу — тот же знак падшей природы человека, требующей очищения. Во время службы Пепельной Среды, отмечающей у католиков начало Великого поста, священник чертит пеплом крест на лбу кающегося и произносит: «Помни, о человек, что прах ты и в прах возвратишься» (Быт. 3: 19).

Сапожнику Клинкербоку Хадир открывает свой лик, стерев с него знак креста, чтобы видящий истинное лицо предтечи «имел жизнь вечную», а «знак жизни никогда более не сжигал его бедный мозг», — но при этом предупреждает о том, что смерть наведается к нему еще раз и ему лишь предстоит пройти «крещение огнем, пылающие воды боли и отчаянья». Заметим, что в словах Хадира Грюна, обращенных к бедному сапожнику, скрыта аллюзия на ветхозаветное: «И сказал Он: лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых» (Исх. 33: 20). Однако для понимания романа важнее иное: Майринк точно воспроизводит известную алхимическую формулу — ее же косвенно упоминает и доктор Сефарди, рассуждая о «влажном пути» веры и «сухом пути» воли. Эти две тропы подробно описаны

в алхимии. Так, «Rosarium Philosophorum» учит: «Сжигай в воде, топи в пламени. Многократно делай влажным и каждый раз прокаливай. Умерщвляй переменчивое, и оживляй, и воскрешай из смерти. И так воистину обретешь чаемое» [240]. В «Кратком изложении Философии Природы» Томаса Карнока, созданном во второй половине XVI века, мы читаем более подробное описание работы алхимика, следующего влажным путем, — здесь Opus Magnum уподоблен плаванию:

«All which tyme to the Land we shall not passe, No although our Ship be made of Glasse, But all tempest of the Aire we must abide, And in dangerous roades many tymes to ride; Bread we shall have none, nor yet other foode, But only faire water descending from a Cloude: The Moone shall us burn so in processe of tyme, That we shall be as black as men of Inde: But shortly we shall passe into another Clymate, Where we shall receive a more purer estate; For this our Sinns we make our Purgatory, For the which we shall receive a Spirituall body» [241].