Каролина Светлая - Дом «У пяти колокольчиков»

Стасичка выскользнула из объятий Франтишка.

— Теперь самое время, — прошептала она, — иди за мной, я уже все обдумала.

Они взялись за руки и поспешили через сад к монастырю, куда сегодня был открыт вход для участников процессии. Оглянувшись в последний раз назад, они увидели сквозь сплетение кустарника начало процессии, приближавшейся к первому алтарю. Впереди шли министранты, держа в руках развевающиеся хоругви, за ними следовали длинной чередой ученики, далее — цехи, тоже с хоругвями, затем — стайка подружек, рассыпающих цветы перед священниками в парчовых ризах, а в числе духовенства шествовал сам епископ, держа дароносицу со святыми мощами, в окружении молодых послушников с зажженными свечками в руках.

«Нет, никогда, никогда!» — содрогается Франтишек.

За епископом движется людская толпа; в первых рядах между знатными горожанами, рядом с ювелиршей и ее сыном, выступает матушка. За ними ковыляет Черный Петршичек; он чрезвычайно доволен собой и горд тем, что блестящим образом выполнил свою задачу, — обе матери проявляют должное взаимопонимание, свадьба не за горами. Да, любопытно, как будут жить без него обитатели Конского рынка? Он посматривает в сторону алтаря, где должны их ждать «дети». Ему охота взглянуть, как поведет себя Стасичка, увидев, какого он сыскал ей жениха. По такому любая девушка будет с ума сходить, а уж Стасичка наверняка рехнется от счастья. Муженек — одно загляденье, по виду агнец божий, а вдобавок еще с положением, носит золотые окуляры; о нем мечтают барышни из высшего Круга, которые прекрасно говорят по-немецки…

«Дети», притаившиеся за кустарником, снова крепко берутся за руки и спешат уйти монастырскими, с богатой отделкой, коридорами. «Никогда, никогда», — непрестанно твердят они себе; но вот наконец и монастырский двор, где в липовой аллее ожидают своих хозяев пражские кучера.

— Послушай, Вацлав, — тормошит Стасичка кучера, — подвези-ка нас к «Звезде», к дому нашей молочницы. Матушка хочет знать, как теперь ее самочувствие, поскольку она недавно тяжело хворала.

Вацлав охотно щелкает кнутом, и коляска летит по дороге к «Звезде». Он нисколько не удивлен, что Франтишек сопровождает Стасичку, ведь юноша в доме как свой; его не удивляет, что матушка послала дочь навестить молочницу, он тоже слыхал про ее тяжелую болезнь и знает, как матушка ее любит. Ему не приходит в голову, что для того достало бы времени по окончании крестного хода, но добрейший Вацлав отнюдь не склонен к глубоким размышлениям; он исправно и с удовольствием выполняет все, что ни прикажет хозяйка, до остального же ему и дела нет.

Стасичка одна отправляется к молочнице в избу, проведя там довольно много времени; когда же она вышла оттуда и подошла к коляске, то Вацлав не мог, поверить своим глазам. Панна Стасичка переоделась у молочницы в наряд деревенской девушки.

— Я хочу пошутить над маменькой, смотри не испорти мне всего дела, — просит она Вацлава. — Возвращайся теперь к церкви без нас, а я пойду пешком, маменька еще больше поражена будет. Не бойся, ничего со мной по дороге не приключится, ведь рядом Франтишек. Вот, возьми узел с моим платьем и осторожно положи в сундук под сиденьем, в нем добра на многие сотни; ни в какие чужие руки его не отдавай, только маменьке.

И, взяв под руку Франтишка, пускается с ним панна Стасичка в путь прямиком через поле. Кучер кричит ей вслед — мол, к церкви-то надо в другую сторону, но она лишь машет ему в ответ рукой; поезжай себе, дескать, и не беспокойся, я сама знаю лучше, куда мне идти. Вацлав оставил ее в покое, пускай идет куда ее душе угодно; в конце концов, девушка целый год сидит в четырех стенах, пусть хоть теперь немного прогуляется, раз уж подвернулся удобный случай. Ничего худого с ней не станется, ведь подле нее Франтишек, а это все разно как если бы она шла с родным братом.

Вацлав беспечно поворачивает с пустой коляской назад, к церкви св. Маркиты, усмехаясь дорогой при мысли о том, что скажет хозяйка, когда дочь предстанет перед ней в платье деревенской девушки. Он был уверен, что матери ни за что не узнать свою дочь до тех пор, пока дочь не заговорит с ней. И с чего это панне Стасичке в праздник тела Христова взбрело в голову рядиться, точно на масленой!

Не один Петршичек озирался вокруг у первого алтаря, ища глазами Стасичку, но и матушка, и ювелирша, однако девица как сквозь землю провалилась. Пусть озираются себялюбцы, не увидать им теперь даже ее следов. Матушка вся в ярости и не представляет, как выйти из затруднительного положения; ювелирша поджала губы, явно оскорбленная тем, что будущая невестка не обнаруживает почтительности и желания поскорее с ней встретиться. Черный Петршичек свирепо вращает своими маленькими глазками, обходя алтарь вместе с непрерывно тающими рядами богомольцев, пробивается сквозь самую гущу толпы, обступившей алтарь, думая, не затерялась ли она в этой толчее, будучи не в силах из нее выбраться, а может быть, поджидает мать где-нибудь поодаль от алтаря. Однако незаметно, чтобы где-нибудь мелькнуло ее голубое атласное платье, на которое обратила его внимание матушка, гордясь, что ни на ком, кроме дочери, такого наряда не будет. Хоть бы Франтишек оказался под руками и помог бы ее отыскать, но и он тоже куда-то запропастился. Поистине наказание божие с этими детьми! Лишь пан Фердинанд глядит на все сквозь золотые очки спокойно, с достоинством, с легкой усмешкой; он не сердится, поскольку не получил от матери на этот счет никаких распоряжений. Вот когда она прикажет, тогда лишь он и выкажет досаду, а пока — нет. Кроме того, перед отъездом ему было велено держаться любезно и учтиво с этими, из «Барашка», поскольку, мол, невесты с таким приданым под ногами не валяются.

Шествие поворачивает ко второму алтарю, и у наших приятельниц возникает уверенность, что уж там-то они наверняка встретят этих разбойников, однако и здесь их ожидает разочарование. Черный Петршичек обегает кругом и этот алтарь, вновь пытается углядеть мелькание голубого атласного платья, но опять нет ни малейших его признаков. Снова он сетует на отсутствие Франтишка, но постойте-ка! Вполне вероятно, что Стасичке после долгой и утомительной мессы сделалось дурно, и Франтишек, конечно, остался подле нее. Не завел ли он ее в монастырь, дабы привести в чувство? Да, именно так оно и было, иначе и быть не могло!

Обрадованный этой мыслью, он бежит к матушке поделиться с нею своей догадкой. Она соглашается, прося его сходить за дочерью, поскольку самой ей негоже оставлять свою достопочтенную приятельницу, которая оказала ей честь, приняв приглашение отобедать сегодня в здешней корчме.

Черный Петршичек осматривает весь монастырь, проникает повсюду, куда дозволено входить, спрашивая всякого встречного, не видел ли он бледную девушку в голубом платье и с жемчугами на шее, а также юношу со скрипкой в руках, но все напрасно. Те, кто знал Стасичку и Франтишка, видели их в последний раз на хорах и запомнили только, что они вместе ушли еще до окончания службы.