Каролина Светлая - В горах Ештеда

Но сегодня Доротка не вглядывалась в раскинувшиеся перед ее взором дали, хотя небо было ясным, как стеклышко, и синим, как василек. Видно было сегодня так далеко, как редко бывает. Но не вдаль устремляла девушка свой взор, а на двух белых бабочек, порхавших над цветущим кустом терновника. Они садились на цветы, отдыхали на них рядком и вновь вспархивали, резвясь под лучами солнца.

Доротка была уверена, что на Плани, под бескрайним небом, при виде этого огромного прекрасного мира ей полегчает, но стало еще хуже, чем внизу, в каменоломне. Сердце ее сжималось, будто в тисках, особенно после того, как она заметила двух бабочек.

«Если исполнится то, что предвещает мне трясогузка, — подумала она скорбно, — то уже в этом году я покину белый свет, так и не изведав радости, не зная, что такое мать, сестра, подруга. Никогда и ни с кем я не веселилась, подобно этим двум мотылькам. Отец оберегает меня как зеницу ока, но он надо мной вроде самого господа бога. Негоже приходить к нему со всем, что мне взбредет в голову, а так бы хотелось с кем-нибудь поделиться и услышать, что скажет другой, пусть в этом ничего мудрого и не будет. Понять не могу, что со мной творится последнее время; все мне кажется, будто я одна-одинешенька, а ведь у меня матушка на небесах, рядом отец, надо мной бог. Хотелось бы мне знать, о чем эти бабочки без конца говорят друг с другом?»

Козе сегодня было вольготно. Доротка ни разу ее не окликнула. Сегодня весь мир сверкал в лучах заходящего солнца, словно погруженный в расплавленное золото, каждое окно в окрестных городках и замках пылало огнем, каждая былинка на горах пламенела. Доротка не замечала всей этой красоты. Она не отрывала глаз от бабочек, мелькавших в воздухе, как розовые лепестки, занесенные сюда ветром. От отца она знала, что некоторые люди наделены даром понимать живые существа, ей захотелось испытать, нет ли и у нее такого дара. Временами ей казалось, что она уже уловила то, о чем они шепчутся, но когда она попробовала выразить это, ей не хватало слов. А ведь Доротка для всего умела найти подходящие слова, отец терпеливо учил ее этому.

Каменолом не уставал пенять на распущенность молодежи: всякий раз, когда в трактире были танцы, на его крышу летели камни — это парни хотели насолить ему за то, что он не отпускает Доротку. И тот, кто увидел бы сейчас Доротку, не удивился бы, почему парни сердиты на ее отца, прячущею от них дочку.

Доротка была высокая и бледненькая, как цветок, выросший в тени. Остальные девушки, когда бы ни зашла речь о Доротке, находили в этом изъян и твердили, что именно оттого нет в ней ничего привлекательного. Но сейчас им пришлось бы прикусить языки. Щеки Доротки пылали, словно заря, а глаза горели, будто солнце. На этих холмах, под этим высоким небом она была под стать высоким и стройным елям, что росли на скалах под Планью. Казалось, она неотделима от этих гор и гораздо больше дочь Ештеда, чем те неуклюжие толстухи, что копошились в деревнях у его подножия.

Когда Доротка склонилась над цветущим терновником, у не выпало веретено, которое она сунула дома за пояс. Это вернуло ее к действительности.

Она хотела еще сегодня успеть смотать с него пряжу в клубок — и вот те на! — солнце уже почти совсем село, а она и не начинала.

В те времена любая девушка постыдилась бы пасти скотину, не прихватив с собой никакой работы, с одним только кнутом в руках, как это водится теперь сплошь и рядом. Без веретена ни одна не показывалась на пороге и умерла бы от стыда, если бы кто увидел ее не занятою делом. И Доротка перепугалась: сама работа напомнила ей, что еще не окончена. Такого с Дороткой никогда не бывало. Пристыженная, она схватила принесенное мотовило и принялась усердно считать в такт наматываемым виткам:

— Двадцать! — воскликнул позади нее веселый мужской голос.

Доротка стремительно обернулась. Незнакомый парень с мешком за плечами, в запыленной одежде мукомола стоял перед ней и улыбался.

— Как видно, пряхи в горах до сих пор считают так, как считали наши прабабки, — продолжал парень, хоть и улыбаясь, но как-то несмело. Доротка глянула на него так строго, что озорства у него сразу поубавилось. А глазищи у нее были! Черные, как ночь; на кого глянет, тому сразу кажется, что она читает у него прямо в сердце.

Доротка ничего не ответила. Парня это задело, но еще больше досадовал он на себя, что смутился перед ней. Он приосанился и вновь улыбнулся девушке, пытливо смотревшей на незнакомца.

— В горы меня ни капельки не тянуло, и возвращаюсь я к этим грудам камня не по своей воле, — заговорил он снова, — но знай я, что здесь расцветают такие девушки, сам бы давно сюда пожаловал.

Доротка при этих словах вспыхнула, что маков цвет. Впервые мужчина в глаза похвалил ее — ведь осторожный отец не отпускал ее, как уже говорилось, ни на танцы, ни на посиделки. В костел — и то она без него не ходила. По этой причине не было у нее и подружки, все ее сторонились, видя, что с ней нельзя ни побаловать, ни погулять, ни даже поработать вместе и за работой поверить друг другу свои сердечные тайны. Доротка была одинокой в полном смысле этого слова.

Но уж путник-то наверняка не впервой отпускал девушкам комплименты. Сразу видно, что в этом он мастак и сильно преуспел. Парень был огонь! Стоило ему заметить, что девушка покраснела, всю робость его как рукой сняло. Вначале Доротка показалась ему не такой, как остальные, но только она зарделась от его похвалы, он тут же принялся с места в карьер расточать любезности.

— Хочешь верь, хочешь нет, — продолжал он, глядя на Доротку так, что можно было побиться об заклад — камней на крышу каменолома больше всех накидал бы он, если б знал, что тот не пускает дочь на танцы, — я обошел всю Чехию, но нигде не встречал такой красивой девушки. Ни одни глаза мне еще так не нравились, как твои черные очи.

Доротка быстро сунула веретено за пояс и кликнула козу.

— Что это ты вдруг заторопилась? — удивленно спросил парень, увидав, что она собирается уходить. — Ведь я тебя ничем не обидел!

— У кого на устах мед, у того за пазухой нож! — отрезала Доротка и исчезла.

Парень с изумлением смотрел ей вслед, он ожидал иного завершения разговора. Значит, не была она такой же, как другие, хотя и покраснела, услыхав, что нравится ему больше всех.

«Ага, — подумал он, все еще не веря, что девушка действительно убежала от него, — видно, с хитринкой девушка, цену себе набивает, поняла, что отказом привлечет мужчину больше. Удрала, а через минуту вернется, будто бы что-то забыла. А, да вот оно! Оставила свой платок — сейчас за ним явится. Не мешало бы и мне убежать от нее, как она от меня, да… уж больно славная девушка, такой можно кое-что и простить».