Каролина Светлая - В горах Ештеда

— Откуда вы здесь взялись? — удивился Антош, радостно прижимая детей к сердцу. Он знал, что старостихе редко и неохотно отпускала детей к бабушке, а теперь вдруг встретился с ними в такой торжественный вечер, там, где менее всего этого ожидал.

— Нас привела Сильва! — в один голос закричали они и, оставив его, повисли на Сильве, обнимая ее так же горячо, как перед тем отца.

Антош вопросительно взглянул на девушку. Снова услышанное им не умещалось в голове, снова присутствие Сильвы угнетало его, точно ночной кошмар. Но от самой девушки он мало что узнал. В смущении она бросилась к двери и, верно, не скоро бы вернулась, если бы Ировцова не крикнула ей вслед:

— Чего это ты всполошилась? Не видишь разве, каша подгорает?

Волей-неволей пришлось Сильве с порога вернуться к плите. И опять Антош с недовольством от нее отвернулся: она ловко орудовала кастрюлями, весело сообщая старушке о том, что делается на плите, и это вновь напомнило ему картины, которые рисовало его воображение там, у материнского садика…

Антош поспешно сел к столу, силясь заглушить неотвязные мысли, обретавшие странную направленность. С этой же целью он начал живо рассказывать матери, в котором часу выехал сегодня утром и сколько пробыл в пути, откуда отослал бричку назад в город и как мать обрадовала его, когда зажгла вот эту свечку, что стоит сейчас на столе.

— Ну-ка, скажи, Сильва, думала ли ты, когда высекала огонь, кого приманишь свечой к нашему ужину? — приветливо обратилась Ировцова к девушке.

Антош раздраженно смолк. Везде и всюду сегодня была эта Сильва! Неужто нельзя от нее избавиться? А он-то горячо благословлял мать, зажегшую, как он полагал, для него звезду надежды. И вот поди ж ты — оказывается, его заманила сюда лукавая Сильва! Какая насмешка судьбы!

Вместо ответа Сильва стала подавать на стол. Сначала грибной суп, потом пшенную кашу, которая чуть было по ее вине не пригорела в духовке, за ней ватрушки, горох и, наконец, маковое молоко. Затем пришел черед рождественских булок, яблок и орехов. Разрезав первое яблоко, каждый поинтересовался, расположены ли семечки звездочкой, расколов первый орех — полюбопытствовал, белый ли он внутри, чтобы знать, проживет ли следующий год в добром здравии. Дети и взрослые улыбались: всем судьба дала благоприятный ответ.

За ужином Сильва внимательно следила, чтобы ни одна крошка не упала на пол. Когда все поели, она осторожно сняла скатерть и вышла в сад, чтобы рассыпать там остатки ужина. Мальчики убежали вместе с ней.

Антош воспользовался минутой, чтобы наконец спросить у матери, почему Сильва оказалась у нее и что ей нужно. Ведь она здесь распоряжается, словно член семьи. В течение всего ужина он с величайшим раздражением подмечал, как доверительно обращается с Сильвой его мать, как привязаны к ней дети. Он ел, не ощущая вкуса еды. Ради такого удовольствия, право же, не стоило ехать издалека.

— Ежели бы Сильва только могла догадаться, что ты приедешь сегодня и заглянешь сюда прежде, чем в усадьбу, ты наверняка бы ее у меня не застал, — отвечала Антошу Ировцова. — Но я очень рада, что вы наконец-то повстречались у меня. Эти тайны мне надоели. Меня давно тяготило, что я не могу, не смею тебе сказать, как заботится обо мне эта девушка. Она мне будто дочь родная, сделает все, что мне только захочется. Но не велит рассказывать тебе, боится, что ты не позволишь ей приходить сюда. Говорит, ты ее прямо-таки не выносишь.

— Вот это святая правда, — взорвался Антош, — у меня из-за нее нынче каждый кусок застревал в горле. Не понимаю, что вы в ней нашли. Ведь я вам столько раз рассказывал: в усадьбе она нарочно все делала мне назло. Не трудно и догадаться, зачем она пытается снискать ваше расположение. Выведает тут все и донесет старостихе, которой она верна, как иудей своей вере…

— Была верна, голубчик, была, — пыталась успокоить Антоша Ировцова, нимало не поколебленная его предостережением, — пока не узнала правду про вашу со старостихой жизнь. Верила каждому слову твоей жены, когда она жаловалась на тебя. Только, — рассказывала она мне, — однажды послала ее старостиха подглядывать за тобой, а ты возьми и накрой ее за этим. Да стал упрекать, что-де негоже она поступает, а потом попросил что-то передать старостихе. И тогда, говорит, открылись у нее глаза. Поняла она, что старостиха бессовестно ее обманывала, поняла, зачем ее взяли в дом. Она часто раскаивается, что поддалась обману и все делала тебе во вред. Поклялась она тогда честно возместить ущерб, который тебе нанесла. И по мере сил и возможностей своих сдержала слово. Думаешь, я ей сразу поверила? Как бы не так, я ведь не сегодня родилась! Сколько она сюда ходила, а все не слыхала от меня иного слова, кроме как «здравствуй!» да «ступай с богом!» Но теперь я поверила в ее доброе сердце, и на душе у меня становится тоскливо, когда она не приходит в воскресенье сразу после вечерни.

— Почему же Сильва не отказалась от службы у старостихи, если знает правду? — возражал Антош, страшно сердясь на мать, поверившую всем этим россказням, да еще гордо заявлявшую, что, мол, она не сегодня родилась. — Чем, чем, скажите на милость, она доказала вам, что стыдится той унизительной роли, которую играла по отношению ко мне? И как же она вознаграждает меня за содеянное зло? Эта девчонка околдовала вас, матушка, вы словно ослепли. Полагаете, что видите ее насквозь, а она вас дурачит, вертит вами, как ей вздумается. Право же, она еще хитрей, чем я думал, если и вас подцепила на удочку….

Ировцова серьезно посмотрела на сына. Так резко он никогда еще с нею не разговаривал.

— Ежели бы ты не задавал столько вопросов враз, ты бы давно уже и доподлинно все знал, — спокойно возразила она в ответ на его упреки. — Да, Сильва поняла, что за птица старостиха, но не ушла от нее, хотя ей предлагали другие места. Сыскались бы и состоятельные женихи. Ведь люди прекрасно знают, что такой старательной и работящей девушке просто цены нет. Но она не отказалась от старого места ради тебя… Сильва говорит, будто ты сетовал, что вынужден оставить детей и меня на попечение божье, потому как не можешь жить с женой, которая хочет превратить тебя в раба. Слова твои тронули ее. Особенно твое решение ничего не принимать от старостихи, раз ты больше ее не уважаешь. И Сильва взяла на себя заботу о детях. Старостиха и прежде почти не обращала на них внимания, а с той поры, как ты уехал, и вовсе не замечает. Другие мысли у нее на уме. Позаботиться о том, чтобы из них выросли порядочные люди, у нее не хватает ни времени, ни желания. Одна Сильва следит, чтобы они ходили в школу, присматривает за ними, а когда старостиха ругает тебя, тайком говорит им, что все это неправда, старается обратить ее речи в шутку. Каждый вечер она с мальчиками молится за тебя, каждый день рассказывает им о тебе. А лишь только выкроит минутку, навещает меня, да нередко и с детьми, и всегда-то чем-нибудь мне поможет: уберет в хлеву, а то — оглянуться не успеешь — притащит охапку травы, хотя в усадьбе и без того намается за день. Кабы не она, право, не знаю, что бы там творилось, что осталось бы в наследство твоим сыновьям. Ты провинился бы перед Сильвой больше, чем она перед тобой, коли за добро платил бы ей недоверием. Это верно, привычки у нее диковатые — но душа… душа из чистого золота. Впрочем, если ты нарочно не закрываешь на все глаза, то, поди, заметил, как помягчела она за последнее время. Во всем меня слушается, просит, чтобы я ей указывала, коли что не так. Думаю, теперь бы она уже не отправилась рубить голову петуху и не позволила бы из-за сущей безделицы посадить себя в темную. Парней она больше не задирает. И слыхом не слыхать теперь ни о каких сварах с ними. Старостиха пока доверяет ей, хотя уже далеко не так, как в былую пору, да и не во всем. Нынче она по совету Сильвы отправилась в Мимонь, к полуночной мессе. Сильва нарочно подстроила это, чтобы навестить меня вместе с детьми, не оставлять в такой вечер одну. Говорят, в Мимони в нынешнюю ночь будет великий праздник, на большом алтаре устроили ясли, совсем как в Вифлееме, а на клиросе певцы подражают голосам всех птиц и животных; сотни людей туда отправились. А старостиха падка на такое. Ей нужно показаться людям, чтобы все хвалили ее за набожность. Ох, боюсь я этой женщины, а с тех пор, как она строит из себя святошу, пуще прежнего боюсь. По мне, уж лучше бы бесилась. Похоже, она что-то тайком против тебя затевает, хоть не могу взять в толк, что бы это могло быть…