Михаил Коцюбинский - Повести рассказы. Стихотворения. Поэмы. Драмы

Ты? Ты вступишь
В тот хор панегиристов, в эту свору
Врагов искусства жалких и продажных?
О, лучше б ты навеки онемел,
Лишился рук, оглох, чем пасть так низко!..
И это был мой лучший ученик!..

Прими ж, учитель, эту благодарность…

Я ничему тебя не научил!
Уйди ты с глаз моих!

Антей, напрасно
Не взял ты денег. Ведь стократ богаче
Его отец, чем мы. И как-никак,
А все ж ты честно заслужил.

Нет, мама!
Позор я только заслужил — не больше.

А в чем же твой позор? Не понимаю.
Быть может, в том, что заработок свой
На ветер ты пускаешь. Так, сынок мой,
Как нищим нам с тобой придется жить.
И хорошо ли это будет, если
Твоя семья пойдет просить подачек
У римлян тех, что ты так ненавидишь?

Еще нам хлеба своего хватает.
Ты не гневи богов.

На все их воля…
Наверно, так хотелось, Афродите,
Чтоб вместо девушки богатой я
Взяла в свой дом невестку — дочь рабыни,
Танцовщицы…

Опять ты упрекаешь?

Нет, это не упреки, только правда.
И разве ты не выкупил Нериссу,
Отдав отца наследство и свои
Доходы?

Все-таки не Афродиту
Вини ты. Эллинские боги все
Мне выкупить велели из неволи
Ребенка эллинского рода. Так же
Могла попасть бы в рабство дочь твоя,
Моя сестра…

Ох, сын мой, между ними
Различия почти не существует!
Хватило денег выкупить Нериссу,
А вот приданое для Эвфрозины
Мы дать едва ли сможем. Чем же доля
Рабыни хуже доли старой девы?

И без приданого сестра дороже
Всех дочек богачей.

Кто это знает?
Она у нас — не римлянка, не ходит
Везде и всюду. Вечно в гинекее
И за работой. Если ж и пойдет
Она на праздник, то в таком наряде
Никто и не посмотрит на нее.

Нерисса все ж принарядиться может,
У Эвфрозины же и ленты нет.

Ах, мамочка! Зачем мне эти ленты?
Для красоты не нужно украшенье,
А нет ее, и ленты не помогут!
(Смеясь, целует мать и поднимается.)
Как, мамочка, заправить голубей?
Я уж сварила их.

Не тронь, не тронь,
Я их сама заправлю — ты не сможешь!

Ты почему печалишься, мой братик?
Наверно, мама снова тут ворчала?
Пустое — лишь старушечья привычка.

Хилон меня покинул.

Что случилось?

Вступить он хочет в хор панегиристов.

Да что ты говоришь?!
(На минуту немеет от удивления и гнева, затем овладевает собой.)
А впрочем, ясно,
Он в мыслях неустойчив.

А талантом
Учеников всех превзошел, как на смех!

Мне кажется, Аполлодор, который
Пришел к тебе из школы Мецената,
Не только мыслями, талантом тоже
Хилона превосходит. Я слыхала,
Как он читал отрывок «Антигоны» —
Речь Гемона, — и я едва смогла
Сдержать душившие мне горло слезы!

Ты у меня сама ведь Антигона!
Мне кажется, что я б простил Хилону,
Когда бы совершил он свой поступок,
Чтобы спасти в беде сестру такую.

Зато уж я сестре той не простила б!

О, ты б не приняла ни этой жертвы
И ни другой. Однако же, сестричка,
Когда бы стать хотел я богачом, —
То для тебя лишь.

О, напрасно это,
Я не хочу.
(Смеется.)
Мне мама бы тотчас же
За деньги жениха купить сумела,
И это было бы плохой покупкой.

Да где уж там богатство! Если б мог я
Тебя избавить от нужды…

Нужды?
А в чем ее ты видишь?

Коль не вижу,
То в этом я тебе одной обязан.

И маме и Нериссе.

Нет, ты знаешь…
Мать отработала уже свое…
А вот Нерисса…

Та еще успеет.
И разве жизнь твоя уж так сладка,
Что и медовый месяц вам не нужен?

Мне как-то стыдно наслаждаться счастьем,
Когда я думаю, что за него
Ты платишь тяжкою работой… Счастье
Берем себе, а что тебе досталось?

Мне брат достался. Пусть навеки буду
Безбрачной я — завидовать не стану
Ни женщинам, ни матерям счастливым,
Ведь их любовь семье одной лишь служит,
Моя ж — Элладе всей. В тебе, Антей мой,
Надежда наша вся.

О Эвфрозина,
Как можно всю надежду возлагать
На одного?

Один лишь Аполлон
Из всех богов не разлюбил Элладу,
И есть еще у ней надежда жить.
Пока жив на Парнасе Аполлон,
И музы будут с ним.

Я не бесславен,
Хоть ты одна приносишь мне триумфы,
Ты Ника для меня!

Но Ника знать
Должна свою работу. Подожди.
(Отламывает с лаврового куста две ветки, сплетает их в венок и становится на цоколе колонны в позе богини Победы — Ники, простирая руки с венком.)
Приди, склоняя гордое чело!