Уильям Коллинз - Две судьбы

Я не сделал движения, чтобы выйти из комнаты, я ни малейшим признаком не обнаружил своего горя. Мое сердце ожесточилось против женщины, так упорно отказывавшей мне. Я стоял и смотрел на нее без жалости, охваченный гневом, одно воспоминание о котором ужасает меня и теперь. Для меня было только одно извинение. Рассудок мой не мог перенести последнего разрушения надежды, привязывавшей меня к жизни. В ту ужасную ночь (чего не было в другое время), я сам думаю, что был помешан. Я первый прервал молчание.

— Встаньте, — сказал я холодно.

Она приподняла свое лицо от пола и посмотрела на меня, сомневаясь, то ли она слышала.

— Наденьте шляпку и плащ, — продолжал я — я должен просить вас отправиться со мной на судно.

Она медленно приподнялась. Глаза ее остановились на моем лице с тупым и изумленным выражением.

— Зачем мне идти с вами на судно? — спросила она. Девочка услышала ее. Девочка подбежала к нам, держа в одной руке свою шляпу, а в другой ключ от каюты.

— Я готова! — сказала она. — Я отворю дверь каюты.

Мать сделала ей знак вернуться в спальню. Она подошла к двери, которая вела на двор, и ждала там прислушиваясь. Я холодно повернулся к мистрис Ван-Брандт и ответил на вопрос, с которым она обратилась ко мне.

— Вы остались, — сказал я, — без всяких средств, чтобы уехать отсюда. Через два часа настанет прилив, и я тотчас отправлюсь в обратный путь. На этот раз мы расстанемся с тем, чтобы не встречаться никогда. Прежде чем уеду, я решил обеспечить вас материально. Деньги мои лежат в дорожном мешке в каюте. Вот по этой причине я и должен просить вас отправиться со мной на мое судно.

— Благодарю вас за доброту, — сказала она. — Мне совсем не так нужна помощь, как вы предполагаете.

— Бесполезно пытаться обмануть меня, — продолжал я. — Я говорил с главным партнером дома Ван-Брандт в Амстердаме и знаю в точности ваше положение. Ваша гордость должна смириться и принять из моих рук средства к существованию вашему и вашей дочери. Если бы я умер в Англии…

Я остановился. Я хотел было сказать ей, что она получит наследство по моему завещанию и что могла бы взять от меня деньги при жизни, как возьмет их от душеприказчиков после моей смерти. Когда я собирался выразить эту мысль словами, воспоминания, вызванные ею, весьма естественно оживили в моей памяти намерение самоубийства в озере. Примешавшись к воспоминаниям, таким образом возбужденным, во мне возникло непрошеное искушение, столь невыразимо гнусное и вместе с тем столь непреодолимое в настоящем расположении моего духа, что оно потрясло меня до глубины души.

«Тебе не для чего жить теперь, когда она отказалась принадлежать тебе, — шептал мне злой дух. — Переселись в другой мир — и заставь любимую тобой женщину переселиться туда вместе с тобой!»

Пока я смотрел на нее, пока последние слова, которые я сказал ей, не замерли еще на моих губах, ужасная возможность для совершения двойного преступления явственно представилась моим глазам. Мое судно было причалено в той части разрушенной пристани, где у набережной было еще довольно глубоко. Мне стоило только убедить ее следовать за мной, а когда я вступлю на палубу, схватить ее на руки и броситься вместе с ней в воду, прежде чем, она успеет позвать на помощь. Моих сонных матросов, как я знал по опыту, было трудно разбудить, и, даже проснувшись, они шевелились медленно. Мы оба утонем, прежде чем самый молодой и проворный из них поднимется с койки и выйдет на палубу. Да! Мы оба будем вычеркнуты из списка живых в одну и ту же минуту. Почему бы и не так? Она, постоянно отказывавшаяся стать моей женой, заслуживает ли, чтобы я предоставил ей свободу, может быть, во второй раз вернуться к Ван-Брандту? В тот вечер, когда я спас ее из вод шотландской реки, я стал властелином ее судьбы. Она хотела утопиться — она утопится теперь в объятиях человека, который когда-то стал между ней и ее смертью!

Предаваясь таким рассуждениям, я стоял с ней лицом к лицу и вернулся к моей неоконченной фразе.

— Если бы я умер в Англии, вы бы были обеспечены моим завещанием. То, что вы взяли бы от меня тогда, вы можете взять от меня теперь. Пойдемте на судно.

В выражении ее лица произошла перемена при этих моих словах, смутное подозрение относительно меня начало появляться в ее глазах. Она отступила немного назад, не ответив ничего.

— Пойдемте на судно! — повторил я.

— Слишком поздно!

С этим ответом, она посмотрела на девочку, все ожидавшую у дверей.

— Пойдем, Эльфи, — сказала она, называя малютку любимым прозвищем. — Пойдем спать.

Я тоже посмотрел на Эльфи. Не могла ли она (спросил я сам себя) служить невинным способом для того, чтобы принудить мать выйти из дома? Положившись на безбоязненный характер ребенка и на ее нетерпение увидеть судно, я вдруг отворил дверь. Как я и ожидал, она тотчас выбежала. Вторую дверь, которая вела на сквер, я не затворил, когда вышел на двор. Через минуту Эльфи была уже на сквере, с торжеством радуясь своей свободе. Пронзительный голосок ее нарушал могильную тишину места и часа, зовя меня опять отвести ее на судно.

Я обернулся к мистрис Ван-Брандт. Хитрость удалась. Мать Эльфи не могла отказаться следовать за ней.

— Вы пойдете с нами? — спросил я, — или мне прислать деньги с девочкой?

Глаза ее остановились на мне на одно мгновение с усилившимся выражением недоверия — потом она опять отвернулась. Она начала бледнеть.

— Вы непохожи на себя сегодня, — сказала она.

Не говоря ни слова больше, она надела шляпку и плащ, и вышла дальше меня на сквер. Я пошел за ней, затворив за собой двери. Она сделала попытку убедить ребенка подойти к ней.

— Поди ко мне, душечка, — сказала она ласково, — подойди и возьми меня за руку.

Но Эльфи нельзя было поймать. Она бросилась бежать и ответила на безопасном расстоянии:

— Нет, ты уведешь меня назад и положишь в постель.

Она убежала еще раньше и подняла кверху ключ.

— Я пойду вперед, — вскричала она, — и отопру дверь!

Она побежала по направлению к пристани и подождала нас на углу улицы. Мать вдруг обернулась и пристально посмотрела на меня при бледном мерцанье звезд.

— Матросы сейчас на судне? — спросила она.

Этот вопрос изумил меня. Не подозревала ли она о моем намерении? Не предостерегало ли ее мое лицо об угрожающей опасности, если она пойдет на судно? Это было невозможно. Всего вероятнее, что она спросила для того, чтобы найти новый предлог не идти со мной к пристани. Скажи я ей, что матросы на судне, она могла бы сказать: «Почему не прислать мне деньги с одним из ваших матросов»? Я опередил это предложение в своем ответе.

— Может быть, это честные люди, — сказал я, смотря на нее внимательно, — но я не знаю их настолько, чтобы поручить им деньги.