Ивлин Во - И побольше флагов

В гостиной все было новым – и краска, и ковры, и гардины. И, видно, совсем недавно расставленная мебель. Напротив камина стоял широкий вместительный диван, чьи обитые набивной тканью подушки еще хранили вмятины от тела этой милой юной женщины: она лежала тут, когда Бэзил позвонил в дверной колокольчик. Он знал, что стоит провести рукой по круглой впадине, где только что находилось ее бедро, и она окажется теплой и что другими подушками хозяйка подпирала плечо. Книга, которую она читала, лежала на шерстяном каминном коврике. Бэзил мог в точности вообразить позу, в которой это тело в ленивой юношеской истоме распростерлось на диване.

Девушка, казалось, уловила дерзость, с которой он изучал ее, и спросила:

– А почему вы не в армии?

– Моя работа имеет важное общенациональное значение, – ответил Бэзил. – Я окружной уполномоченный по распределению эвакуированных и сейчас ищу подходящий дом для трех эвакуированных детей.

– Искренне надеюсь, что мой дом вам не подойдет. Очень надеюсь. Я даже и за овчаркой Билла ухаживать не могу. И за собой – в достаточной мере. Куда мне еще троих детей!

– Это совершенно особые дети.

– Вполне вероятно. Но я их не приму, спасибо. Вчера ко мне нагрянула одна смешная женщина по фамилии Харкнесс. Мне кажется, война не слишком подходящее время для неожиданных визитов, согласны? И она рассказывала мне ужасные вещи про детей, которых к ней поселили. Им пришлось в буквальном смысле откупиться, дать взятку, чтобы этих монстров от них забрали.

– Речь идет об этих детях.

– Господи, ну почему выбор пал на меня!

Она ошеломленно уставила на него взгляд огромных испуганных глаз. Так застывает кролик в луче автомобильных фар.

– Ну, на самом-то деле, выбрал я Приттимен-Партриджей… А что касается вас, то я даже имени вашего не знаю.

– Как и я вашего.

– Бэзил Сил.

– Бэзил Сил? – переспросила она с неожиданным интересом. – Как забавно…

– Чем же забавно?

– Только тем, что в свое время я много про вас слышала. Дружили вы с девушкой по имени Мэри Николс?

– Дружил? – Дружил с Мэри Николс? Мэри Николс…

– Она часто рассказывала про вас. Она была гораздо старше меня, а мне тогда было шестнадцать, и я восхищалась ею. Вы познакомились с ней на пароходе, следовавшем из Копенгагена.

– Признаться, в Копенгагене я был.

Девушка теперь глазела на него пристально и с некоторым неодобрением.

– Так вы и есть тот Бэзил Сил… Никогда бы не подумала…

Четыре года назад в маленькой гостиной на втором этаже дома в Южном Кенсингтоне, в комнате, которую и занимала Мэри Николс и где она принимала своих подруг, они с ней нередко пили чай. День за днем она приходила туда посидеть перед газовым камином и, жуя ореховый пирог, послушать подробности пережитого Мэри приключения. «Но неужели ты не хочешь с ним увидеться?» – спрашивала она. «Нет, это было так прекрасно и так ценно само по себе в своей завершенности. – Со времени того приключения Мэри увлеклась чтением романтической литературы. – Я не хочу ничего испортить». «Мне кажется, он и вполовину не стоит тебя, дорогая». «Он совершенно особенный … Не надо считать его обычным ухажером на танцульках…» Девушка тогда еще не посещала танцулек, и Мэри это знала. Рассказы Мэри об ухажерах на танцульках производили на девушку сильное впечатление, но куда больше действовала на нее история с Бэзилом Силом. Имя это накрепко врезалось ей в память.

А Бэзил все еще стоял, силясь вспомнить… Мэри Николс? Копенгаген? Нет. Он не помнил ничего. Отрадно, думал он, что доброта и симпатия, проявленные когда-то, с течением времени могут возвратиться как благословение проявившему их. Мужчина поухаживал за девушкой на пароходе, и пути их разошлись. Он забыл об этом, ведь в его жизни было столько подобных историй. А она не забыла, и вот однажды нежданно-негаданно Судьба дарит ему в награду зрелый плод: в «Пивоварне» Грентли-Грин, сама того не ведая, его ждет прелестная и соблазнительная незнакомка.

– Не угостите меня рюмочкой в память о Мэри Николс?

– В доме вряд ли найдется спиртное. Ведь Билл в отъезде. Внизу в погребе у него есть бутылки, но дверь заперта.

– Полагаю, мы сможем ее вскрыть.

– О, я не посмею. Билл ужасно разозлится.

– Ну, не думаю, что ему особенно понравится, когда он приедет из отпуска, увидеть дом разгромленным семейкой Конноли. Кстати, вы ведь их еще не видели. Они возле дома в машине. Я приведу их.

Волоокая голубизна ее глаз теперь светилась истинной печалью и мольбой.

– Ну, взгляните на них через окно.

Девушка пошла взглянуть.

– Боже милостивый, – сказала она. – Миссис Харкнесс была недалека от истины. Я-то считала, что это выдумки.

– Чтобы избавиться от них, она заплатила тридцать фунтов.

– О, такой суммы у меня и близко нет. – И опять эти печаль и мольба в больших голубых глазах. – Билл выдает мне деньги из своего жалованья. Ежемесячно. А других денег у нас нет.

– Я взял бы плату и чем-нибудь другим, – заявил Бэзил.

– Вы имеете в виду шерри?

– С удовольствием выпил бы стаканчик.

Когда с помощью лома они вскрывали дверь погреба, было ясно, что отважная девушка делает это не без удовольствия.

Запас в погребе оказался довольно жалким – бережно хранимое сокровище бедняка: бутылок шесть рейнвейна, ящик портвейна, дюжины две кларета. «По большей части это свадебные подарки», – пояснила девушка. Бэзил отыскал шерри, и они отнесли бутылку наверх.

– У меня теперь нет служанки, – сказала девушка. – Раз в неделю поденщица приходит.

В буфетной они нашли стаканы, в столовой – штопор.

– Как вам шерри? – заботливо спросила она, когда Бэзил пригубил напиток.

– Восхитительно!

– Я так рада. Билл в винах разбирается, я – нет.

Таким образом, беседа их переключилась на Билла – чудесного парня, за которого она вышла в июле. Получив хорошую работу в архитектурной мастерской в ближайшем городке, он в августе поселился в Грентли-Грин, а в сентябре оказался в мотострелковой части йоменских добровольцев.

Двумя часами позже Бэзил, покинув «Пивоварню», вернулся к своей машине.

Дети Конноли смирно сидели на местах, являясь живым доказательством несокрушимой силы, которой обладает любовь.

– Господи, мистер, вы не очень-то торопитесь, – заметила Дорис. – Мы чуть не окочурились от холода. Нам вылезать?

– Нет.

– Так что, мы не попремся в этот дом?

– Нет, Дорис, на этот раз – нет. Вы едете со мной обратно.

Дорис блаженно перевела дух.

– Плевать, что мы закоченели, раз мы едем с вами обратно!

Когда они вернулись в Мэлфри и Барбара опять увидела в холостяцком крыле детей, лицо ее вытянулось.

– О Бэзил, – пробормотала она, – ты промахнулся!