Марсель Эме - Проходящий сквозь стены [Рассказы]

— В таком случае уточним. Вы же понимаете. Раз вам нужна моя борода, значит, за нее надо платить. Я больше не статист, у меня роль.

— Я нанял вас в качестве статиста, — возразил режиссер. — Поэтому имею право одеть вас, как захочу. Ясно?

— Значит, можно не маяться с бородой. Раз такое дело, заявляю вам, что после обеда сбрею бороду.

Режиссер чуть было не взорвался, но, сдержавшись, сухо произнес:

— Брейтесь, ежели угодно. Но вы мне больше не нужны; вот ваш талон, возвращайтесь вечером, вам заплатят, только отныне «Пари-Синема» ваши услуги не понадобятся.

Человек с козлиной бородкой взял талон и, гордо подняв голову, удалился. Режиссер проводил его взглядом до ворот, затем повернулся к статистам:

— Если выслушивать подобный вздор, вообще ничего не успеешь… Из-за этого я потерял аристократа, и неплохого.

В нерешительности режиссер остановился возле пузатого господина, отослал его к новоиспеченным аристократам, пожал плечами и оказался нос к носу с Николе. Тут постановщик с облегчением улыбнулся. Он похлопал юношу по плечу и приветливо сказал:

— Отлично! То, что нужно! Отлично. Дело идет на лад. Будете играть молодого дворянина, такого из себя благородного. И даже…

Трюм скорчил гримасу:

— Он ведь никогда не снимался.

Режиссер не ответил. Он вытащил Николе из группы статистов и приступил к исполнению замысла.

— Ну да, вы могли бы надеть белую перевязь — почему бы и нет? Вы молоды, но это не помеха. Итак, решено! Вы будете с перевязью.

Николе, обрадованный расположением режиссера и втайне польщенный своим новым статусом, примкнул к знати. Трюм потихоньку последовал за новым знакомым, однако режиссер его остановил:

— А вы куда?

— К остальным, — ответил Трюм.

— Нет-нет, не смешите людей. Возвращайтесь к лакеям, сделайте милость.

Трюм, затаив обиду, занял прежнее место.

Пятнадцать аристократов вслед за режиссером прошли между высокими декорациями и оказались на небольшой площадке, обустроенной среди трех озерных пейзажей. На подмостках стояла вешалка, на которой по размерам были в ряд развешаны пятнадцать костюмов. Каждому полагались шляпа, камзол с плоеным воротником, короткие штаны, чулки и туфли; все довольно скверно подобранное.

Во избежание пререканий режиссер сам выбрал одежду для каждого и дал статистам десять минут на перемену костюма.

Николе втиснулся между двумя мужчинами лет сорока и принялся переодеваться. Сосед справа поведал ему о том, что иногда пел в кафе-шантане.

— Мое сценическое имя — Фернандо. Я всегда пою в смокинге. Сейчас веду переговоры с несколькими импресарио. Никак не могу сделать выбор, вот пока пришел сюда — посниматься. А ты чем занимаешься?

— Служил в банке, в отделе ценных бумаг.

— Бывает же работенка! — воскликнул Фернандо. — Тебе чертовски повезло, режиссер на тебя просто набросился. Не удивлюсь, если ты получишь настоящую роль. Белая перевязь может оказаться очень даже кстати. Но все зависит от режиссера. Эх, будь я на его месте…

Николе переоделся и присел на подмостки. На нем был красный приталенный камзол, черные штаны с буфами, на резинке, зеленые чулки, черная фетровая шляпа с широкими полями и с белым пером, а на боку на белой перевязи шпага с широкой гардой.

— Тебе очень идет красный камзол. Такой красавчик! — с восхищением сказал Фернандо.

Николе поднялся, чтобы расправить буфы на штанах. Сосед слева дотронулся до его плеча:

— Помоги застегнуть пуговицы на воротничке, сам я не могу. Куртка еле-еле сходится. Кстати, вы тут говорили, кто чем занимается. Для настоящего коммуниста вроде меня все-таки унизительно облачаться в одежду аристократа. Аристократ… Подумать только!

— Эй, дворяне! Что вы там копаетесь, Господи Боже мой!

На раздраженный крик режиссера к дворянам примчался ассистент.

— Давайте пошевеливайтесь! Снимаем сцену на улице!

Аристократы выползли из своего укрытия и заморгали, оказавшись под резким светом прожекторов. Два ряда обветшалых, замызганных домов из холста и картона с галереями и ложными сводами изображали средневековую улицу. На ней уже толпился народ, праздные гуляки, которые совершенно не устраивали режиссера. Стоя на высоком помосте, он обратился к ассистенту:

— Запустите аристократов на улицу и немного встряхните массовку. Горожане выглядят сонными. А мне нужны занятые люди, спешащие по своим делам. Аристократы пусть шагают парами посреди мостовой, а народ должен перед ними расступаться. Кто замешкается, получит пинка.

Пока отдавались эти распоряжения, аристократы и народ глазели друг на друга с недоверием. Знатные господа, забывшие, кто они есть на самом деле, держались в сторонке, подальше от простолюдинов, и старались говорить друг с другом учтиво и непринужденно. Их всех объединяли звенящие шпаги и пышные наряды. Фернандо ораторствовал с профессорским апломбом, каждый старался сказать какую-нибудь любезную чушь. Только аристократ-коммунист не вмешивался в игру, зато широко улыбался в ответ на шутки. Народ же на картонной улице выглядел недовольным. На первом плане Трюм, в лохмотьях, мало чем отличающихся от его обычной одежды, собрал вокруг себя слушателей и отпускал грязные шуточки в адрес благородных дворян.

Тем временем ассистент выбрал восемь аристократов, в том числе Фернандо и Николе, и объяснял им, что делать:

— Изображайте разговор и побольше жестикулируйте. Люди будут расступаться, чтобы дать вам дорогу, но вы с ними не церемоньтесь, ведите себя грубовато.

Фернандо и Николе первыми пошли по улице. Трюм стоял неподвижно. И когда Николе проходил мимо, огрызнулся:

— Ты смотри, нацепил белую перевязь, а самому на курево не хватает… фанфарон!

Николе обернулся и положил руку на гарду своей шпаги. Однако по характеру он был вполне миролюбивым молодым человеком, мечтавшим лишь о сытной еде да о хорошенькой подружке. Поэтому, заметив враждебность в глазах Трюма, просто пожал плечами. Трюм последовал за Николе в сопровождении двух или трех оборванцев, обмениваясь с ними язвительными шуточками по поводу «расфранченных болванов, у которых не хватает ума ответить на острое словцо». В конце концов Николе остановился, резко повернулся к Трюму и суровым, но пока еще спокойным тоном произнес:

— Ты бы лучше заткнулся.

Тут вся орава начала вопить и поносить несчастных задавак, которые нацепили перья на башку и думают, что им все можно. Фернандо, полностью вошедший в роль, непринужденно поправлял шляпу и весьма презрительно поглядывал на сбежавшуюся чернь. Взяв своего спутника за руку, он потянул его вперед.

— Мой дорогой, — громко сказал он, — прошу вас, отойдемте подальше. Вы же видите, что этот сброд нам просто завидует.