Михаил Лермонтов - Стихотворения. Поэмы. Маскарад. Герой нашего времени

Через несколько дней (7 февраля) к Лермонтову приехал его родственник — камер-юнкер Николай Столыпин, один из ближайших сотрудников министра иностранных дел Нессельроде. Возник спор о Пушкине и о Дантесе, в котором Столыпин принял сторону убийцы поэта и, выражая враждебное отношение к Пушкину великосветских кругов и суждения, исходившие из салона злейшего врага Пушкина графини Нессельроде, стал утверждать, что Дантес не мог поступить иначе, чем поступил, что иностранцы не подлежат русскому суду и русским законам. Как бы в ответ на эти слова Лермонтов тут же приписал к стихотворению шестнадцать новых — заключительных — строк, начинающихся словами: «А вы, надменные потомки // Известной подлостью прославленных отцов». В этом добавлении были названы главные виновники гибели Пушкина — придворные Николая I.

До нас дошел список стихотворения, на котором неизвестный современник Лермонтова, чтобы пояснить, кого имел в виду автор, говоря о «потомках известной подлостью прославленных отцов», выставил фамилии графов Орловых, Бобринских, Воронцовых, Завадовских, князей Барятинских и Васильчиковых, баронов Энгельгардтов и Фредериксов, отцы и деды которых добились положения при дворе путем искательства, любовных связей, закулисных интриг, «поправ» при этом «обломки… обиженных родов» — то есть тех, чьи предки издревле отличались на полях брани или на государственном поприще, а затем — в 1762 году — при воцарении Екатерины II, подобно Пушкиным, впали в немилость.

Копии с текстом заключительных строк «Смерти Поэта» стали распространяться в тот же вечер, и стихотворение ходило по рукам с «прибавлением» и без «прибавления». Текст с прибавлением, в свою очередь, раздавался в двух вариантах — одном без эпиграфа, другом с эпиграфом, заимствованным из трагедии французского драматурга XVII столетия Жана Ротру «Венцеслав» (в переводе А. Жандра):

Во многих «полных» копиях эпиграф отсутствует. Из этого вытекает, что он предназначался отнюдь не для всех, а для определенного круга читателей, связанных с «двором». В копии, снятой родственниками поэта для А. М. Верещагиной и, следовательно, достаточно авторитетной, эпиграфа нет. Но снабженная эпиграфом копия фигурирует в следственном деле. Есть основания думать, что довести до III Отделения полный текст с эпиграфом стремился сам Лермонтов. Упоминание о троне, окруженном жадной толпой палачей свободы, напоминание о грядущей расплате касались не только придворных сановников, но и самого императора. Эпиграф должен был смягчить смысл последней строфы: ведь если поэт обращается к императору с просьбой о наказании убийцы, следовательно, Николаю незачем воспринимать стихотворение по своему адресу. В то же время среди широкой публики стихотворение ходило без эпиграфа.

На основании изложенных соображений в последних изданиях Лермонтова эпиграф перед текстом стихотворения не воспроизводится.

Но цели своей поэт не достиг: эпиграф был понят как способ ввести правительство в заблуждение, и это усугубило вину Лермонтова.

После того как Николай I получил по городской почте список стихотворения с надписью «Воззвание к революции» и заключительные строки были квалифицированы как «вольнодумство, более чем преступное», Лермонтов, а затем и Раевский подверглись аресту. Семидневное расследование дела о «непозволительных стихах» закончилось ссылкой — Лермонтова на Кавказ, в Нижегородский драгунский полк, Раевского, виновного в распространении стихов, — в Олонецкую губернию.

Впервые (без эпиграфа) стихотворение было напечатано в 1856 году за границей: Герцен поместил его в своей «Полярной звезде».

Бородино(стр. 128). — Впервые появилось в 1837 году в шестой книжке журнала «Современник», который издавал А. С. Пушкин, а после его смерти продолжали В. А. Жуковский, П. А. Вяземский, В. Ф. Одоевский, П. А. Плетнев и А. А. Краевский.

Есть основания думать, что стихотворение попало в редакцию «Современника» при жизни Пушкина.

«Бородино» — первое произведение Лермонтова, появившееся в печати с подписью его имени и с его ведома («Хаджи Абрек» напечатан в «Библиотеке для чтения» без разрешения автора). «Бородино» составляет начало литературно-журнальной известности Лермонтова.

Причем самая тема стихотворения и появление его на страницах пушкинского журнала сообщали этому выступлению программный характер.

Впервые в русской поэзии рассказывает о великом событии и дает ему историческую оценку солдат, рядовой участник сражения. В стихотворении нет ни одного имени — ни царя, ни полководцев, только один безымянный «полковник-хват». Бородинская битва описана «изнутри», изображена самая гуща боя. Лермонтов описывает сражение очень конкретно и точно: солдат в стихотворении — артиллерист, место сражения — курганная батарея Раевского. Язык рассказчика полон метких изречений и простонародных словечек. В основу «Бородина» легли рассказы участников исторической битвы, в том числе родственников Лермонтова, отличившихся на Бородинском поле.

При Николае I солдатская служба продолжалась двадцать пять лет. В середине 30-х годов еще не окончили срока многие ветераны Отечественной войны. И Лермонтов воспроизводит характерную для того времени военно-бытовую сцену — разговор поколений о причинах поражения Наполеона. Однако смысл «Бородина» не сводится к точности описаний и верности исторической оценки сражения. Белинский в статье (1841) о стихотворениях Лермонтова отмечал, что вся основная идея «Бородина» выражена во втором куплете, которым начинается ответ старого солдата:

«Эта мысль — жалоба на настоящее поколение, дремлющее в бездействии, зависть к великому прошедшему, столь полному славы и великих дел», — писал Белинский, указывая, что «тоска по жизни» связывает «Бородино» с целым рядом стихотворений Лермонтова, полных «энергии и благородного негодования». Великий критик раскрыл связь между «Бородином» и «Думой», показал, что, даже обращаясь к истории, Лермонтов откликался на самые животрепещущие вопросы современности.

Лев Толстой назвал «Бородино» — «зерном» своей «Войны и мира».

Замысел стихотворения относится к 1831 году (см. «Поле Бородина»).

Ветка Палестины(стр. 131) Знакомый Лермонтова, Андрей Николаевич Муравьев — видный сановник и литератор, утверждал, что «Ветка Палестины» была написана в его квартире, когда Лермонтов приезжал к нему с просьбой похлопотать по делу о стихах на смерть Пушкина. «Долго ожидая меня, — говорит Муравьев, — написал он… чудные свои стихи «Ветка Палестины», которые по внезапному вдохновению у него исторглись в моей образной, при виде палестинских пальм, принесенных мною с Востока».