Орхан Кемаль - «Преступник»

— Да, ты убил маму!

— Я?

— Ты! Ты бил ее, швырял в нее подносы…

— Да накажет тебя аллах за такие слова! Ихсан-эфенди вдруг подскочил к сыну, схватил его за плечо и вытолкнул на улицу.

— Пошел вон! Можешь проваливать хоть в ад. Джевдет выбежал из дому, повернулся и показал кулак.

— Вы свое еще получите! Всем отомщу… Подбежала Джеврие, и они сразу же ушли.

Когда дверь за Джевдетом захлопнулась, вниз сошла Шехназ. Она все слышала. Старик плакал, прислонившись к двери чулана. Молодая женщина взяла его за руку, погладила.

— Перестань, дорогой, не плачь. Ну какой он тебе сын? И у чужого язык не повернулся бы сказать такое!.. Не расстраивайся…

— Вот негодяй, — вздохнул Ихсан-эфенди, — собака паршивая! Я убил его мать! Ну и ну! Теперь понятно, почему он волком смотрит, грубит, не слушается. Хотя бы старая дура всего этого стоила!

— Не огорчайся напрасно.

— Как же не огорчаться, Шехназ? Как могу я быть спокойным, детка? Ведь он мой сын.

— Сын… Но что ты теперь сделаешь?

— В таком возрасте за мальчиком надо смотреть и смотреть.

— Правильно. А разве ты не смотрел? Не был примерным отцом? Разве не учил его уму-разуму? Да и я хоть и не родная мать, а заботилась о нем. Если бы не ты…

— Знаю, знаю, Шехназ.

— Да поможет ему аллах! Что еще скажешь?

— Этот мальчишка плохо кончит. Недоучился, стал уличным торговцем. Заработал три куруша и уже никого не хочет слушаться. Для него конец один: собачья жизнь да тюрьма. Вот увидишь, попадет в тюрьму или же в драке где-нибудь пристукнут.

— Отомстить нам грозился, — сказала Шехназ.

— Что?

— Да, когда уходил, показал кулак и крикнул: «Вы свое еще получите!»

Ихсан-эфенди побледнел.

— Отомстить? Как же это?

— Кто знает? Может задушить или ножом пырнуть…

Они поднялись наверх. Ихсан-эфенди сел за стол. Отрезал ломтик брынзы, положил на хлеб. Греть чай было некогда. «Нет, — думал он, — в этом проклятом квартале нельзя оставаться. И сын и эти сплетни. А деньги на новую квартиру можно взять из портфеля. Потом верну…» Все равно он вчера отдал казенными долг мяснику и бакалейщику. Теперь уж заодно расплачиваться. Надо побыстрее переезжать отсюда!..

— Шехназ, детка! Уедем из этого ада. В другой квартал… Займись сегодня этим. Походи с матерью Адема, подыщи дом.

— Дом? Где?

— Все равно.

— А сколько мы сможем платить?

— Ну, дорогой не надо… Такой же примерно, как наш…

Как только Ихсан-эфенди ушел, Шехназ напудрилась, накрасилась и побежала к Адему. Его не было дома. Она рассказала о предложении мужа старухе.

— Пойдем искать сейчас же, дочка, — сказала та, — не будем терять времени. Есть у меня на примете один дом, двухэтажный. Один этаж — вам, другой — нам. — Она улыбнулась. — Идет?

— Конечно. Вечером муж вернется, скажем ему.

— Ты молчи… Я сама с ним поговорю.

— Хорошо.

Ихсан-эфенди пришел домой грустным. За столом он всегда смеялся, шутил. Но сегодня даже не улыбнулся. Ни красивые салаты, приготовленные Шехназ, ни маринованные огурчики, которые принес Адем, ни большая бутылка ракы — ничто не радовало его.

Мать Адема смеялась, рассказывала веселые истории, но Ихсан-эфенди оставался безучастным. Потом она сказала, что знает, где можно снять хороший и недорогой дом. Это тоже не обрадовало старика. Он только обронил: «Хорошо».

Шехназ принесла второе — жареные почки, поставила на стол.

— Дом двухэтажный… Мы какой этаж займем?

Ихсан-эфенди, казалось, не слышал вопроса.

— По-моему, вам лучше подойдет нижний, — заметила мать Адема.

— Это так. А если на втором этаже поселится семья с детьми?

— Правда, одно беспокойство будет.

— Сколько комнат на верхнем этаже? — спросил Адем.

— Комната с нишей и кухонька, — обернулась к нему Шехназ.

— Как по заказу для нас. А цена?

— Наша развалина дороже обходится, — ответила старуха.

— Вот здорово! — весело сказал Адем. — Давай снимем?

— И правда. Как я сама не догадалась?..

Ихсан-эфенди искренне обрадовался: значит, друзья будут жить в одном с ним доме! И тут же снова погрузился в свои мысли. Он уже жалел, что выгнал сына.

— Ты слышишь? — Шехназ толкнула мужа. — Адем снимет верхний этаж.

Он посмотрел на жену.

— Что?

— Говорю, что Адем с матерью…

— Ну?

— Будут нашими соседями!

— Хорошо.

— Что с тобой сегодня, амджа? — Адем развел руками.

— Ничего, — ответил Ихсан-эфенди со вздохом.

— Как это ничего? На тебе совсем лица нет!

— О сыне ведь сердце болит… — сказала Шехназ.

— Стоит ли думать о нем? — Мать Адема положила в рот большой кусок почки. — Такой противный мальчишка. Я бы его и искать никогда не стала!

Адем протянул бокал:

— Выпей, амджа, не стоит об этом думать!

Ихсан-эфенди взял бокал. Его рука дрожала, плечи опустились. Он чокнулся с Адемом, выпил. Однако с каждым новым бокалом тревога его росла, он мрачнел еще больше.

Ихсан-эфенди едва не упал со стула, Адем поддержал его.

— Готов, заснул старик!

Втроем они отнесли Ихсана-эфенди в его комнату.

К полуночи поднялась буря. Завыл ветер, заскрипели ставни.

Шехназ открыла глаза. Встала с постели, выглянула в переднюю. В комнате мужа горела лампа. Он сидел на кровати и, обхватив голову руками, плакал.

Обеспокоенная, она вернулась, потрясла Адема.

— Хм, — промычал он.

— Вставай скорее!

— Что случилось?

— Муж проснулся.

Ихсан-эфенди привернул лампу, вышел из комнаты, осторожно ступая на скрипучие половицы. Спустился вниз.

Во сне он видел Джевдета. Сын поссорился с какими-то людьми, те вынули ножи и всего его изрезали.

— Сын… — шептал Ихсан-эфенди. — Сыночек, Джевдет! Прости меня, глупого!.. Какую я причинил тебе боль! Лучше бы мне держать язык за зубами, ничего не говорить…

Он вошел в чуланчик, нащупал на полу пустую постель Джевдета, уткнулся лицом в подушку и заплакал:

— Сын мой, Джевдет…

Шехназ подсматривала. Значит, старик и правда был таким рассеянным из-за сына. Она вернулась в комнату: надо рассказать Адему. Вдруг мужу взбредет в голову зайти к ней?

Она быстро поднялась в переднюю. Адем выходил из комнаты Ихсана-эфенди.

— Что ты там делал?

Адем улыбнулся.

— Ничего.

— Или…

— Что «или»? Старик заплатил вчера казенными бакалейщику и мяснику. Так что сойдет!

— Сколько ты взял?

— Не знаю.

Шехназ охватил страх.

— Послушай, что с тобой? — нахмурился Адем. — Смотри у меня… Не то бывай здорова, только меня и видела!