Александр Дюма - Дюма. Том 46. Сесиль. Амори. Фернанда

Я припоминаю, что дорога нам показалась довольно долгой, что косулю мы приняли за волка, а трех крестьян — за разбойников. Когда мы убедились, что волк не нападает, а разбойники спокойно идут своей дорогой, мужество вернулось к нам, наши шаги стали тверже, и через час мы уже благополучно добрались до Глатиньи.

Прежде всего мы спросили, где живет садовник.

Нам указали его дом в конце маленькой улочки. Мы вошли во двор и около дивных клумб, затерявшихся среди множества георгинов, увидели старого почтенного человека. Улыбаясь, он посмотрел на нас и спросил, что нам нужно.

"Нам нужны цветы, — сказал я, выходя вперед. — А вот деньги", — продолжал я и важно показал две монеты по пять франков — наше общее богатство.

Мадлен стояла немного позади, смутившись и покраснев.

"Вы хотите купить цветов, и на все эти деньги?" — переспросил славный садовник.

"Да, — ответила Мадлен, — и самые красивые, если можно. Мы хотим поздравить с днем рождения моего отца, доктора д Авриньи".

"О! Если это для доктора д Авриньи, — сказал садовник, — то вы правы, детки, нужны самые красивые: выбирайте сами на клумбах. Я еще открою теплицы, и, помимо нескольких редких и изысканных цветов, которые я вам укажу, вы сможете взять все, какие хотите".

"Все, какие мы хотим!" — закричал я, хлопая в ладоши.

"Все, все?" — спросила Мадлен.

"Все, какие вы сможете унести, детки".

"Берегитесь, мы очень сильные".

"Но отсюда до Виль-д Авре далеко".

Мы больше не слушали и бегали вокруг грядок, выбирая цветы и соревнуясь, кто найдет самые красивые; садовник шел за нами. Пчелам и бабочкам следовало испугаться, что им ничего не останется.

Потом послышались восклицания:

"А этот можно сорвать?"

"Конечно".

"А этот?"

"Разумеется".

"А вот этот?"

"Да".

"А вот еще один такой красивый! Его нельзя сорвать?"

"Держите".

Нас переполняла радость. Еще бы! Мы собрали не два букета, а целые охапки цветов.

"Сумеете ли вы донести все это?" — спросил садовник.

"Сумеем! Сумеем!" — закричали мы, хватая каждый свой mazzo {.

"Букет" по-итальянски. (Примеч. автора.)

"Ивам позволяют одним ходить через лес?" — поинтересовался садовник.

"Конечно, — гордо сказал я, — всем известно, что я знаю дорогу ".

"Вы не хотите, чтобы я вас проводил?"

"Только этого не доставало!"

"Ну что ж, друзья мои, доброго пути и скажите доктору, что эти цветы от садовника из Глатинъи, чью дочь он спас ".

Ему не пришлось повторять нам дважды, и мы отправились с нагруженными руками и с радостью на душе.

Вы понимаете, Антуанетта: доктор спас дочь садовника, чужую ему, и не смог спасти свою дочь!

Одно опасение сжимало наши сердца. Вдруг наше отсутствие уже заметили! Вдруг г-н д Авриньи вернулся и спрашивает о нас!.. Сбор цветов занял, по меньшей мере, два часа.

Значит, прошло уже три часа после нашего ухода.

В своей растерянности я заметил, на наше несчастье, боковую тропинку, которая, как мне казалось, должна была вдвое сократить путь. Мадлен начала уже немного успокаиваться и не боялась волков и разбойников с большой дороги.

Впрочем, вы знаете, Антуанетта, какое ангельское доверие питала ко мне моя возлюбленная. Она следовала за мной безоглядно.

Итак, мы без страха пошли по этой тропинке, которая показалась мне знакомой; она вывела нас к другой, затем на перекресток и наконец привела в настоящий лабиринт дорожек, очень милых, но очень пустынных. После целого часа ходьбы я должен был признаться, что я заблудился и не знаю, где мы находимся и в какую сторону идти.

Мадлен заплакала.

Судите сами о моем отчаянии, дорогая Антуанетта. Уже, должно быть, наступил час обеда, поскольку мы очень проголодались; кроме того, становилось все тяжелее нести наши огромные букеты, и мы стали уставать.

Я думал о Поле и Виргинии, неосторожных детях, заблудившихся, как мы, но им помог Доминго и его собака. Правда, леса Виль-д Авре менее безлюдны, чем леса Иль-де-Франса. Но вы понимаете, что в нашем состоянии мы не могли знать разницу между ними.

Поскольку слезами и жалобами исправить положение было невозможно, мы храбро шли еще час; но лабиринт стал еще сложнее, и мы окончательно сбились с пути. Мадлен, обессиленная и опечаленная, села под деревом, да и я чувствовал себя не так уж хорошо.

Почти четверть часа мы предавались отчаянию, вместо того чтобы отдыхать. Вдруг позади послышался легкий шум: мы обернулись и увидели, что из леса вышла бедно одетая женщина с ребенком.

Мы закричали от радости, ибо были спасены.

Потерпевшие кораблекрушение с "Медузы " не обнимались, наверно, так радостно, увидев на горизонте парус "Аргуса ", как обнимались мы, заметив в лесу эту крестьянку.

Я вскочил и побежал к ней, чтобы спросить дорогу, но нужда опережает страх, и она заговорила первая:

"Мой маленький господин и вы, маленькая госпожа, сжальтесь надо мной и моим бедным ребенком! Подайте милостыню!"

Я пошарил в кармане, Мадлен тоже. Увы! Наши десять франков были истрачены на цветы.

Мы в замешательстве посмотрели друг на друга, нищенка решила, что мы колеблемся и продолжала:

"Сжальтесь над. нами! Я овдовела три месяца назад, болезнь мужа поглотила все наше состояние, а его смерть унесла наши последние сбережения. А у меня двое детей, один в колыбели, другой — вот он.

Бедный малыш не ел со вчерашнего дня, поскольку я не могу найти ни работы, ни милостыни. Пожалейте нас!"

Ребенок, несомненно приученный к таким уловкам, начал плакать.

Мы смотрели друг на друга, преисполненные сочувствия.

Мы были голодны, но мы не ели сутра, а бедный малыш, который был и младше, и слабее нас, не ел со вчерашнего дня!

"Боже! Как они несчастны!" — воскликнула Мадлен своим ангельским голоском.

Слезинки заблестели на ее ресницах, и , тотчас приняв решение, со свойственными ей находчивостью и изяществом, она обратилась к нищенке: