Александр Дюма - Дюма. Том 46. Сесиль. Амори. Фернанда

— Какой интерес? И вы еще спрашиваете? — с жаром возразил граф. — Морис умирает, и вполне возможно, что состояние, в каком он находится, связано с дурным примером, который они ему подали!

— Ах, вы правы, дорогой друг, подобный довод извиняет ваше предубеждение; и все-таки на чем основано это предубеждение? Если оно резонно, я готова разделить его.

— Эти молодые люди, — сказал граф, вынужденный дать какое-то объяснение, — принадлежат к знатным семьям, хотя знатность господина Фабьена совсем недавнего происхождения.

— Времен Империи, не так ли? — спросила г-жа де Бартель, презрительно вытянув губы. — Пушечная знать, которой суждено развеяться как дым.

— Хуже того, хуже того! — воскликнул граф, обрадовавшись тому, что г-жа де Бартель дала ему новый повод наброситься на Фабьена, казалось предмета его особой ненависти. — Фуражная знать, ясельное баронство. Его отец был главным смотрителем складов, уж не знаю каких.

— Однако все это не имеет ничего общего с обвинениями, выдвинутыми вами, дорогой граф, против этих молодых людей, к тому же в Палате вы ежедневно пожимаете руку людям, которые вышли неизвестно откуда и продавали далеко не солому или сено.

— Ну хорошо! Раз вы того желаете, скажу: мне известно, что господин Фабьен предпринимает неподобающие действия по отношению к молодой и красивой женщине.

— И вы ее знаете? — с живостью спросила г-жа де Бартель.

— Ни в коем случае; но я знаю одного обходительного человека, который проявляет интерес к этой женщине и которому домогательства этих господ сильно досаждают.

— И вы можете назвать имя этого обходительного человека.

— Было бы нескромно с моей стороны исполнить вашу просьбу, дорогая баронесса, — жеманно сказал граф, — ибо этот обходительный человек…

— Он женат? — спросила г-жа де Бартель.

— Что-то вроде этого, — ответил г-н де Монжиру.

— Хорошо, — сказала баронесса, скрестив руки и устремив на графа насмешливый взгляд. — Хорошо, это может послужить достойным ответом недоброжелателям пэрства. Подумать только, наши государственные мужи, судя по всему, наделены редкими способностями, ибо их всеобъемлющие умы обладают даром совмещать ничтожный будуарный скандал с важными парламентскими вопросами.

Господин де Монжиру почувствовал надвигающуюся грозу и поспешил в качестве громоотвода воззвать к материнским чувствам.

— Дорогая баронесса, — заявил он, — вы забываете, что речь идет о нашем милом Морисе, и ни о чем другом.

При этих пылких словах сердце баронессы растаяло, и любовница снова стала матерью.

— Если бы я была ревнива, — заметила она, не будучи, однако, в силах сразу покончить с зародившимися у нее подозрениями, — я решила бы, что вы не такое уж незаинтересованное лицо, как утверждаете, высказывая свое мнение об этих молодых людях; но я великодушна, к тому же, признаюсь вам, в эту минуту сердце мое целиком принадлежит Морису. Так вот, мой сын услышал произнесенные вслух имена Леона де Во и Фабьена де Рьёля, хотя, казалось, ничего не видел и не слышал; мы думали, что он заснул, а он живо повернулся и приказал впустить их.

— Судя по всему, их имена произвели настоящую революцию, — с важностью изрек граф.

— Вот именно, и это в какой-то мере примиряет меня с ними.

— Революции подобны электрическим разрядам, они гальванизируют даже трупы! — воскликнул пэр Франции с таким пафосом, словно он выступал в Палате.

Затем, умолкнув внезапно с чисто парламентским спокойствием оратора, только что призванного председателем к порядку, он принял неприступный вид, соизволив произнести всего несколько слов:

— Продолжайте, дорогой друг, я вас слушаю.

— Итак, стало быть, Морис приказал впустить их; я взглянула на доктора, он одобрительно кивнул, затем, когда я повторила приказание Мориса, наклонился и прошептал мне на ухо: "Прекрасно, это добрый знак, оставим его наедине с друзьями; они больше знают о жизни вашего сына, чем вы, и, возможно, им известен тот секрет, что он от нас скрывает. Когда они выйдут, мы спросим их". Я взяла Клотильду за руку, и мы вышли в расположенный рядом маленький кабинет; доктор последовал за нами и закрыл дверь. В ту же минуту к больному пустили этих господ. "А теперь, дорогой господин Гастон, — сказала ядоктору, — не сочтете ли вы, что для большей верности нам не мешало бы послушать их беседу?" — "Ввиду серьезности положения, — ответил доктор, — я полагаю, мы можем позволить себе такую нескромность". Вы согласны с доктором, дорогой граф?

— Безусловно, ибо заранее могу сказать, что секрет Мориса — это наверняка не государственная тайна.

— Итак, мы вышли через кабинет, а потом вернулись, чтобы спрятаться за маленькой дверью алькова, так как она ближе к кровати и там лучше слышно.

— И моя племянница была вместе с вами? — спросил граф.

— Да. Я хотела отослать ее, но она сжала мне руку: "Это не только ваш сын, но и мой муж, позвольте мне остаться вместе с вами, и будьте уверены, каков бы ни был секрет, у меня достанет сил выслушать его". Тут она взяла меня за руку, и мы стали слушать.

— Продолжайте, баронесса, продолжайте, — сказал граф, — ибо ваш рассказ настолько невероятен и в то же время так интересен, будто это самый настоящий роман.

— Ах, Боже мой! — воскликнула г-жа де Бартель, воспользовавшись случаем, чтобы, по своему обыкновению, отклониться в сторону. — Да разве все, что происходит сегодня, не кажется невероятным? А скажите, если бы двадцать лет назад нам рассказали о том, что мы видим теперь каждый день, с чем соприкасаемся поминутно, неужели вы с этим согласились бы и не стали бы кричать, что это невозможно?

— Да, но за эти двадцать лет я сильно переменился и сегодня рискую впасть в другую крайность: мое неверие может обернуться своей противоположностью. Продолжайте же, дорогой друг, ибо мне в самом деле не терпится узнать развязку этой сцены.

— Так вот, нам пришлось потерять какое-то время, пока мы огибали комнату и принимали меры предосторожности, чтобы нас не заметили, а когда мы подоспели, беседа уже началась и Леон де Во так колко высмеивал Мориса, что я чуть было не вышла из себя.

"Чего ты хочешь? — говорил Фабьен. — Он помешался".

"Вполне возможно, — согласился Морис, — но тут уж ничего не поделаешь. Думается, это единственная женщина, которую я любил по-настоящему, и, когда я порвал с ней, мне показалось, будто что-то во мне сломалось".

"Но, дорогой мой, — возразил Фабьен, — я тоже очень ее любил. Мы все ее любили, черт возьми! Но когда ты унаследовал после меня ее милости, я же не умер от этого. Напротив, я попросил ее оставить меня в числе своих друзей, и теперь я один из самых лучших".

— Представьте себе положение несчастной Клотильды, — продолжала баронесса. — Я почувствовала, как рука ее стала влажной, потом сжалась в моей. Я взглянула на нее, она была бледна как смерть. Я знаком предложила ей уйти, но она покачала головой, приложив палец к губам. И мы опять стали слушать.