Александр Дюма - Дюма. Том 46. Сесиль. Амори. Фернанда

Ее прибытие в Фонтене при тех обстоятельствах, в которых оказалось семейство г-жи де Бартель, было сущим бедствием. Тем не менее, следовало сохранять самообладание и стараться ничем не выдать своей озабоченности в сложившейся ситуации. И хотя г-жа де Бартель и на этот раз направилась навстречу гостье с тем радушным видом, который ей удалось принять благодаря своему сложившемуся годами опыту великосветской дамы — опыту, позволявшему принимать посетителей в любых обстоятельствах, г-жа де Нёйи с первого взгляда уловила на ее лице плохо скрытую досаду, ибо, оставаясь всегда настороже, чтобы никто не мог застать ее врасплох, она с редкостной проницательностью угадывала тайные мысли, обладая при этом особым даром выбирать из двух возможных предположений единственно верное.

— Ах, дорогая кузина, — заявила она, поцеловав г-жу де Бартель, — я, как видно, приехала в неподходящий момент. Судя по всему, мое присутствие обременяет вас. И хотя я собиралась остаться на обед, умоляю вас, гоните меня, если я лишняя.

— Вы никогда не лишняя, особенно здесь, и вам это прекрасно известно, моя дорогая, — ответила баронесса. — Прошу вас не менять своих планов и остаться с нами.

Войдя в гостиную, г-жа де Нёйи одним взглядом охватила всех, кто там находился, и мотив, более всего побуждавший ее остаться, был как раз тот, что она выдвинула, притворно собравшись уезжать.

— Ну, конечно, — сказала она, — я уезжаю. У вас господин де Рьёль с господином де Во. Я думала, вы одни, судя по тому, что о вас говорят в Париже.

— Ах, Боже мой, — с живостью отозвалась г-жа де Бартель, — и что же там говорят, расскажите мне скорее, дорогой друг!

Одного тона, каким г-жа де Бартель задала этот вопрос, оказалось достаточно, чтобы г-жа де Нёйи поняла: в Фонтене и в самом деле творится что-то неладное. Поэтому, решив разобраться в ситуации, страшно заинтриговавшей ее своей таинственностью, она сказала:

— И господин де Монжиру не обращает на меня внимания, настолько он озабочен; нет, правда, баронесса, я приехала явно не вовремя…

С этими словами она кивнула трем мужчинам, стоявшим вместе, и упала в кресло, словно изнемогая от усталости. Граф с важным видом извинился, а молодые люди отвесили сдержанный, чопорный поклон, однако г-жу де Нёйи это не испугало; она отличалась той самой неколебимой уверенностью, что обычно является следствием неоспоримого превосходства или бесспорной глупости, а у нее, в виде исключения, соответствовало природному естеству, причину которого трудно было установить.

— Расскажите же, дорогой друг, что говорят о нас в Париже? — во второй раз спросила г-жа де Бартель.

— Говорят, что Морис болен и даже как будто бы в опасности. Вчера уверяли, что он не проживет и дня; поэтому, дорогая кузина, я сразу же поспешила сюда, чтобы утешить вас с искренним дружеским участием. К счастью, ваш вид меня успокоил. Что же это все-таки за болезнь, праведный Боже!

Сентиментальные ужимки, с какими г-жа де Нёйи задала этот вопрос, так мало соответствовали обычному выражению ее лица, что молодые люди невольно улыбнулись, а пэр Франции, несмотря на всю свою важность, не мог сдержать нетерпеливого движения. К тому же одно воспоминание придавало этой немой сцене еще более комический характер: молодым людям, так же как и графу, было известно, что находившаяся у них перед глазами прелестная особа воспылала в свое время жгучей страстью к Морису и делала все возможное, чтобы стать его женой. А потерпев на этом поприще поражение, мадемуазель де Морсер — таково было родовое имя г-жи де Нёйи — решилась выйти замуж за шестидесятилетнего старика, которого все считали очень богатым и жизнь которого ей удалось сократить своими неустанными заботами и вниманием. К несчастью, бедной женщине и на этот раз суждено было, видно, обмануться в своих ожиданиях: она обнаружила, что наследство, на какое она возлагала столько надежд, состояло из поместья, переданного какому-то племяннику, и пожизненной ренты.

— Неужели у бедного Мориса и в самом деле воспаление мозга? В таком случае ваш врач попросту осел, если не мог с этим справиться сразу. Кто ваш врач? Как его зовут? Вам, конечно, известно, что я прекрасно разбираюсь в медицине; в течение двух лет я самолично ухаживала за господином де Нёйи, полагавшим, что он болен всеми болезнями, и потому, как вы знаете, обратившим часть своего состояния в пожизненную ренту; на этот брак я решилась не по расчету, нет: мною руководило желание носить прекрасное имя. Вам известно, господа, что мой муж принадлежал к старинному дворянскому роду Нёйи, его предки принимали участие в крестовых походах. К тому же я испытывала потребность в самоотверженном служении, заложенном в сердце каждой женщины, благодаря чему мы всегда жертвуем собой во имя кого-то или чего-то, ради человека или какой-нибудь идеи. Ну что же, дорогая кузина, — продолжала г-жа де Нёйи, — проводите меня без промедления к Морису, и я сразу же скажу вам, что с ним.

— Вы очень добры, дорогая Корнелия, — отвечала г-жа де Бартель, — и я благодарю вас за то участие, которое вы проявляете по отношению к Морису, ведь это самое дорогое, что есть у меня на свете; но сейчас наш бедный больной задремал и доктор всех нас отослал.

— Если он спит, это уже добрый знак, — заметила г-жа де Нёйи, — при воспалительных процессах сон — первый признак выздоровления. О, я бесконечно рада и сегодня же вечером расскажу об этой прекрасной новости у маркизы де Монфор. Как вы знаете или, может быть, не знаете, там подписывают брачный контракт ее внука Тристана с мадемуазель Анриеттой Фижер, очень богатой девушкой; она, как известно, должна была бы прибыть к нам из колоний, а приехала из Англии, где ее мать составила себе огромное состояние неизвестно каким образом или, вернее, слишком хорошо известно. Это самый настоящий скандал: один из Монфоров женится на дочери танцовщицы или что-то в этом роде! Какой позор для всего предместья! Но что вы хотите: положение так долго нас обязывало, что теперь уже никого не может обязать; вот увидите, вот увидите, до чего нас доведут все эти денежные махинации. Несчастная Франция! Ее ждет новая революция! Такого мнения придерживался и господин де Нёйи и, опасаясь этого, поместил все свое состояние в пожизненную ренту.

Горькие воспоминания, пришедшие на ум г-же де Нёйи, заставили ее закончить свою тираду тихим вздохом.

Уклониться от этого инквизиторского визита не было никакой возможности, оставалось лишь терпеть его. Госпожа де Бартель и граф де Монжиру обменялись соответствующим взглядом, смирившись со всеми неудобствами, какие могло повлечь присутствие мнимой г-жи Дюкудре, ибо так или иначе за одним столом должны были оказаться две женщины, столь разные и по своему характеру, и по занимаемому ими положению; однако граф, которого по-прежнему терзала ревность, главным образом досадовал на возникновение нового препятствия на пути к его объяснению с Фернандой; что же касается г-жи де Бартель, то она мысленно пыталась отыскать выход из затруднительного положения и предотвратить опасность, которая могла возникнуть в любой момент при появлении куртизанки; за их радушными улыбками г-жа де Нёйи без всякого труда распознала некоторую натянутость и в результате еще больше укрепилась в своем намерении остаться.