Александр Дюма - Дюма. Том 46. Сесиль. Амори. Фернанда

Госпожа де Нёйи потеряла всякую надежду унизить свою подругу, дав ей почувствовать превосходство, которое дается безупречным поведением и собиралась отыграться на г-же де Бартель и на баронессе. Но, к счастью, баронесса вместе с сыном, пока еще довольно слабым, и сияющей от счастья Клотильдой вскоре опять появилась в свете, чтобы сообщить о своем скором браке с графом де Монжиру; свадьба состоялась 7 июня 1835 года, то есть ровно через месяц, день в день, после визита Фернанды в Фонтене-о-Роз.

А три месяца спустя Морис, как обещала ему Фернанда, получил следующее письмо (оно так и не дало ему никаких сведений относительно ее местопребывания, поскольку на конверте не было штемпеля):

"18 августа 1835 года.

Три месяца прошли с тех пор, как я рассталась с Вами, Морис, и Провидение не обмануло меня. Граф де Монжиру женился на Вашей матушке; на последних бегах на Марсовом поле Вас видели полным здоровья и сил, и если Вы пока еще не признаетесь, что счастливы, то Клотильда уже говорит во всеуслышание, что она счастлива.

Благодарение Господу Богу!

Видите, Морис, я не настолько удалена от Вас и изолирована от мира, чтобы полностью потерять Вас из вида; правда, средь шума, каким продолжает полниться огромное пространство этой вселенной, я прислушиваюсь лишь к тому, что происходит там, где, как я знаю, находитесь Вы.

О Морис! Видно, события того дня направлялись милосердной отеческой рукой, и в своих молитвах, и утром и вечером, я возношу благодарность Господу Богу за то, что он вдохнул в нас мужество поступить так, как мы поступили!

Теперь я должна сдержать свое слово и рассказать Вам о себе.

Живу я в старинном замке, построенном, кажется, при Людовике XIII; стены его красные и серые; на устремленных ввысь крытых шифером крышах стоят флюгеры, поскрипывающие на ветру. К главному входу ведет аллея вязов причудливых, фантастических форм; вечерами, когда мне случается задержаться в какой-нибудь деревне и возвращаться одной, они даже пугают меня.

Вас удивляет, Морис, что я возвращаюсь поздно одна? Я живу среди славных людей и стала, подобно им, сельской жительницей.

А теперь следуйте за мной.

Пройдя по аллее вязов, я вхожу в замок — приходится называть мое жилище так, как это принято здесь, — оставив за собой большую дверь, украшенную гербовым щитом; если бы я разбиралась в геральдике, я сказала бы вам, какое у него поле: лазурное, красное, зеленое или черное — и какой лев на нем изображен: поднимающийся, идущий или готовящийся к прыжку; но так как я в этом не разбираюсь, ограничусь тем, что скажу: на гербе поперечные полосы, а лев стоит с мечом.

Итак, вы видите мою дверь — она находится в конце аллеи вязов и украшена гербом с его вооруженным львом.

Эта дверь ведет в просторный двор, когда-то весь вымощенный; посреди него я велела посадить деревья, а у их подножия — цветы. Экипаж может объехать эти деревья по песчаным дорожкам вдоль живой изгороди из сирени и остановиться перед крыльцом из четырех ступеней; на его перилах возвышаются два льва, похожие на того, что украшает герб, и вооруженные так же как и он, мечами.

Вы ведь знаете вестибюли старинных замков, не так ли? Все отделано потемневшим от времени дубом того теплого и смелого тона, с каким никакая краска не может сравниться.

Вестибюль ведет в огромную столовую; пол ее выстлан черными и белыми плитками, чередующимися, словно клеточки на шахматной доске. Все картины над дверьми изображают сцены охоты на кабанов, оленей, ланей и лисиц. Стены затянуты гобеленами, на которых изображена вся история Моисея. Есть там и Моисей, высекающий воду из скалы поистине прекрасного вида.

Нет нужды говорить Вам, что я никогда не сажусь за стол в этом огромном зале, где разумнее всего было бы собирать на ужин не меньше двенадцати — пятнадцати человек.

Рядом со столовой находится большая гостиная в стиле рококо, Людовика XV или Помпадур, — как Вам будет угодно, — с креслами, канапе и красными атласными шторами с белой вышивкой. Тут цветы, птицы, арабески — всего не перечесть. Это большой зал для приема гостей, а так как я никого не принимаю, то говорю об этом просто для памяти.

Поднимитесь по широким, гладким ступеням — их двадцать, — держась за массивные железные перила, и вы окажетесь на втором этаже; там я и обитаю.

Напротив лестницы — большая дубовая дверь, первая передняя, облицованная панелями, за ней — вторая передняя: я превратила ее в свою столовую.

Маленький круглый столик, печь, спрятанная в своего рода готическом камине; эскиз его сделала я сама, да и лепила почти что сама, зеленые бархатистые обои с большими цветами, прелестные фигурки монахов по образу и подобию тех, что украшают гробницы герцогов Беррийских, гармонирующие со своими подставками, — вот и вся меблировка этой маленькой комнаты.

Слева от гостиной — мое фортепьяно, моя арфа, мои ноты: "Сомнамбула " и "Пуритане ", "Вильгельм Телль ", "Моисей " и "Граф Ори ", весь Вебер.

Справа — моя мастерская с тем же расположением и освещением, что и на улице Сен-Никола, с той лишь разницей, что когда я открываю окно, то вместо дома напротив вижу за деревьями парка восхитительный пейзаж, и если бы я не боялась дать чересчур точное описание, то сказала бы: на горизонте море.

Море — это бесконечность, необъятность, то единственное, что дает наиболее полное представление о Боге.

В этой мастерской, Морис, мой мольберт, мои краски, эскизы, старинная парча, похищенная с картин Паоло Веронезе, и мои статуэтки.

В углу этой мастерской — слушайте внимательно, Морис, — есть маленькая потайная дверка; она открывается при помощи того же секрета, что и та, другая, и ведет в белую спаленку, в маленькую девственную келью, знакомую Вам: та же кровать в алькове, тот же муслин вдоль стен, та же алебастровая лампа на потолке, те же украшения на камине и напротив моей постели, Морис, картина, законченная мною в день второй моей встречи с Вами, на которой изображен Христос, отпускающий грехи Магдалине.

Вот и все, Морис. Второй этаж — это мой, только мой мир, моя вселенная, мое прошлое и будущее, мои радостные и горестные сокровища — все там.

Теперь, когда Вы знаете, где я живу, послушайте, как я живу.

В семь часов утра я встаю, надеваю пеньюар и спускаюсь в парк; деревья, ветерок — все это приветствует утро и возносит молитвы Господу Богу. У меня есть что-то вроде маленькой часовенки, какие встречаются на дорогах Италии; я останавливаюсь возле нее: именно там я почти всегда молюсь, присоединяя свою молитву к молитвам всех, кто молится.