Александр Дюма - Дюма. Том 51. Госпожа де Шамбле. Любовное приключение. Роман Виолетты

И она показала перевернутую книгу, лежащую на столе.

— Простите мое любопытство, сударыня, — обратился я к ней, — а что вы читаете?

— Новую трагедию "Граф Эссекс", и если бы я еще играла, то там для меня есть хорошая роль.

— Ах, да, это вещь Лаубе, — сказал я.

— Как, вы ее знаете? — удивленно спросила меня г-жа Шрёдер.

— Конечно, я ее знаю, — ответил я, смеясь. — Как знаю все то, что происходит в России и Англии.

— Вы знаете немецкий язык?

— Нет, но у меня есть переводчик.

— Увы! — покачала головой г-жа Шрёдер. — Лучшие времена нашего несчастного театра позади! Авторы и актеры в упадке, все заимствуется из Франции. Наши светочи погасли. Я видела живым Иффланда, я видела Шиллера, знала Гёте, да мне уже и самой пора к ним присоединиться. На том свете я найду лучшую компанию, чем имею здесь. Но, извините меня, я начала брюзжать, как старуха. Добро пожаловать, дети мои.

И она окинула нас с Лиллой взглядом.

Я протянул Лилле руку, и она сжала ее, улыбаясь.

— Говорить нужно вам, — сказал я Лилле. — Но только говорите по-немецки и не беспокойтесь обо мне. Пока вы будете говорить, я займусь тем, что буду запоминать обстановку комнаты.

Лилла села рядом с г-жой Шрёдер и, взяв ее за руку, объяснила ей цель своего прихода.

Старая актриса слушала тихо и доброжелательно. И когда Лилла закончила, она сказала:

— Пожалуйста, прочтите мне что-нибудь по-немецки. Что вы знаете из классиков?

— Все.

— Начнем с "Коварства и любви".

Лилла положила руку на сердце — оно еще не билось так даже перед самыми представительными собраниями — и начала.

Я знал "Kabale und Liebe" [26] "Коварство и любовь" (нем.). наизусть и мог слово за словом следовать за чтицей. И, несмотря на ее небольшие огрехи в произношении, казавшиеся мне почти незаметными, я был восхищен простотой и приподнятостью ее речи.

Госпожа Шрёдер слушала и постоянно делала ободряющие знаки.

Когда Лилла закончила, она сказала:

— Ну, а теперь что-нибудь в стихах.

Лилла прочитала отрывок из "Мессинской невесты".

— Хорошо!.. Отлично! Браво! — воскликнула г-жа Шрёдер, выслушав. — Теперь "Маргариту за прялкой" — и все.

Лилла села, повернулась к стене и прочитала всю песню, которая начинается словами: "Meine Ruh ist hin" ("Ушел навечно мой покой"), с такой печалью, с такой проникновенной грустью, что у меня на глазах выступили слезы и на этот раз я не сдержался и начал аплодировать.

Госпожа Шрёдер внимательно слушала: она понимала, что ее слова будут приговором.

— Если бы вы пришли ко мне, чтобы услышать комплименты, мое дитя, то я с удовольствием скажу — это просто отлично. Но вы ведь пришли, чтобы попросить у меня совета, и я отвечу — вам нужно полгода усердной, добросовестной и кропотливой работы. Через полгода вы будете говорить по-немецки, как уроженка Саксонии. Можете вы посвятить полгода такой работе?

— Я думала, мне понадобится год, — ответила Лилла.

— Итак, вы уверены в том, что хотите. А с кем вы будете работать?

Лилла очень грациозно встала на колено перед г-жой Шрёдер.

— Я очень надеюсь!.. — сказала она, скрестив руки и умоляюще глядя на нее.

— А, понимаю, вы хотите, чтобы я была вашим учителем?

Лилла кивнула.

Трудно представить, что можно быть более восхитительной, чем была в ту минуту Лилла, когда она устремила свои огромные голубые глаза на великую актрису.

Госпожа Шрёдер взяла в свои руки эту обворожительную головку и, приблизив ее лоб к своим губам, сказала:

— Хорошо, договорились, вы будете моей последней ученицей.

— О, поверьте, я вам так признательна! — воскликнула Лилла, покрывая поцелуями лицо старой актрисы.

Мы ушли от нее в полночь и вернулись в гостиницу. Лилла была пьяна от счастья.

На следующий день мы расстались.

С тех пор я больше ее не видел.

Но в июле я получил такое письмо:

"Мой хороший и добрый друг!

Позвольте поделиться с Вами моей радостью: я начала играть на немецком языке в лучших театрах Германии главные роли в произведениях наших великих писателей.

Благодаря урокам г-жи Шрёдер я добилась большого успеха. Все мои творческие желания исполнились.

Я пишу Вам из Остенде, где принимаю морские ванны. Если бы я могла верить, что Вы не забыли еще свою спутницу, то сказала бы Вам — приезжайте.

В любом случае — увижу я Вас еще или нет — поверьте, что я до сих пор люблю Вас как сестра.

Мой сын прекрасно себя чувствует и стал еще очаровательнее. С двухлетнего возраста он знает Ваше имя, а в десять будет знать Ваши книги.

Жаль, что приходится прощаться. Но что поделаешь. До свидания.

Л. Б."

Первым моим побуждением было подняться и бежать в полицию за паспортом.

Но, против обыкновения, я не поддался первому побуждению.

За ним, по правде сказать, сразу же пришло второе, на этот раз оказавшееся верным. Тихий голос говорил мне: "Зачем тебе это? Как друга ты не полюбишь ее сильнее. А тебе известно, что бесполезно любить ее по-другому".

Порой мне кажется, что я провел на Земле не одну тысячу лет и что бесплотный мой дух, вобрав в себя целую череду человеческих судеб, переселился на Марс, где пребывает и поныне.

— Обрел ли он счастье, покинув нашу юдоль слез? — спросят себя те, кто остался скорбеть на Земле.

— Вовсе нет, поверьте! Хотя пребывать на планете, где я теперь нахожусь, неоспоримо лучше, ничто меня здесь не радует.

Когда со мной случаются приступы хандры, я оглядываюсь назад; именно под влиянием одного из них я взялся сегодня за перо, пытаясь запечатлеть на бумаге лучшие воспоминания былых лет.

Должен признаться моим будущим читателям, что в своих земных воплощениях я был великим грешником перед Всевышним. Вот почему лучшее для меня утешение — созерцать среди встающих в моем воображении теней силуэты женщин.

Та, что пробуждает сегодня мои дремлющие чувства, проносящиеся лишь, увы, легким поэтическим облачком в воздухе, которым я сейчас дышу, носила на земле благозвучное имя Виолетта. Рядом с ней я познал радости рая, обещанные Магометом самым горячим своим почитателям; смерть ее была для меня горчайшей утратой.

Никому не ведомо, кого скрыл я под этим красивым псевдонимом. А значит, я волен откровенно описать историю нашей любви! Поистине, она неповторима!

И все же с моей стороны было бы осмотрительно предварить эту книгу одним замечанием, прежде чем доверить любовному зефиру принести на стол отважного издателя повествование, не предназначенное для юных девиц.

Целомудренные читатели, боязливые читательницы, страшащиеся назвать кота — котом, а Роле — мошенником, остановитесь вовремя: я писал не для вас.