Александр Дюма - Блек. Маркиза д'Эскоман

Она была так озабочена чем-то, что сначала не обратила никакого внимания на запоздалого посетителя; но, когда она возвращалась, служанка обратила на него ее внимание, подав ей знак идти потише.

Незнакомка перевела свой взгляд в сторону, куда указывал палец служанки, и, выронив из рук одновременно свечку и чайник, удивленно вскрикнула:

— Господин де Фонтаньё!

— Сюзанна! — воскликнул молодой человек, разбуженный ее голосом и полагавший, что он видит ее во сне.

И тогда, не обращая внимания на изумление, с каким смотрела на эту сцену служанка, и не пытаясь оправдать это знакомство, Сюзанна схватила молодого человека за руку и потянула его на лестницу, ведущую на галерею второго этажа.

— Это Господь привел вас; пойдемте, пойдемте, — говорила она. — Ах! Сегодня ночью я думала, что увижу, как моя бедная Эмма скончается у меня на руках; это я настояла не продолжать дальше путь: она могла бы умереть прямо в карете. Это было у меня внушение свыше! Пойдемте же! Если они захотят причинить вам зло, я стану защищать вас, я стану защищать вас когтями и зубами. Да, перед тем как опечалить мою девочку, им придется убить старую Сюзанну. Черт побери! — прибавила она, впервые в жизни произнося ругательство. — Посмотрим, смогут ли они сделать несчастной мою Эмму помимо моей воли.

Затем голосом, выдававшим все тревоги ее души, она тихо промолвила:

— О! Только бы внезапный испуг не убил ее!

Перед тем как произнести эти слова, Сюзанна открыла дверь одной из комнат, выходившей на галерею, и Луи де Фонтаньё бросился в комнату, куда эта дверь вела.

Прямо перед собой он увидел маркизу, сидевшую на убогой кровати постоялого двора и с беспокойством прислушивавшуюся к шуму, который доносился извне.

При виде своего возлюбленного г-жа д’Эскоман протянула к нему руки, но кровь отхлынула к ее сердцу, и бедняжка не смогла произнести ни слова; силы оставили ее, она упала навзничь и потеряла сознание.

Господин д’Эскоман весьма серьезно принялся за розыски своей жены.

У него было слишком много близких друзей, чтобы он мог долго оставаться в неведении о том, что произошло на улице Кармелитов.

Для чего еще нужны близкие друзья, как не для того, чтобы сообщать своему другу новости, заранее зная, что они для него не самые приятные, и все это с тем большим пылом, что поступают эти друзья так, находясь под охраной чувства, вынуждающего благодарить их, что бы при этом о них ни думали.

Господин де Гискар, тот из приятелей маркиза, кто, казалось, более всех был к нему привязан, в этих обстоятельствах дал доказательство поистине рыцарской преданности и самоотверженности; он покинул свою комнату, где его до тех пор удерживал удар шпаги шевалье де Монгла, и отправился к г-ну д’Эскоману, чтобы уведомить друга о положении, в которое, как утверждала молва, тот попал.

Согласно ей, Маргарита застала г-на де Фонтаньё наедине с маркизой; та же самая молва утверждала, что скандала, учиненного разъяренной гризеткой, оказалось недостаточно, и между двумя любовницами молодого человека завязалась драка; при этом через посредство г-на де Гискара, выступавшего от ее имени, молва приукрашала события обилием подробностей, изложение которых вызвало краску на лице у самого г-на д’Зскомана.

Распутный супруг добродетельной жены обычно менее всех других мужей обладает философским подходом к жизни. Исключение из правила почти всегда дает некоторое преимущество; вот почему так приятно составлять исключение, а в тех обстоятельствах, о каких идет речь, в него попадает распутный муж; его тщеславию льстит, когда он видит, сколько у него поводов оказаться на месте тех, кто прилагает все свои силы, чтобы избежать участи обманутого мужа, а он остается защищенным от обшей беды. И вовсе не добродетели жены он приписывает это свое преимущество, а своим личным заслугам. И тогда он укрепляется в мысли в собственной непогрешимости и начинает в полной мере пользоваться своей независимостью, от которой, по его мнению, ему не приходится ждать никаких неприятностей.

Кроме того, как ни мало г-н д’Эскоман дорожил любовью Эммы, он тем не менее расценивал ее чувство как часть принесенного ею приданого. Он охотно растратил бы это приданое, но не мог позволить, чтобы кто-либо его у него похитил.

Вот почему откровение г-на де Гискара огорчило маркиза много более, чем, казалось бы, этого следовало ожидать.

Тем более что Луи де Фонтаньё уже был виновен по отношению к нему в оскорблении такого же самого рода и маркиз все еще не мог ему простить этого.

Так что в беседе с г-ном де Гискаром маркиз заговорил о второй своей дуэли с секретарем супрефекта; он предупредил собеседника, что на этот раз один из противников не должен уцелеть в поединке.

Но прежде чем посылать вызов, ему необходимо было объясниться с г-жой д’Эскоман, поскольку шатодёнская молва могла и клеветать; поэтому он отложил вызов на следующий день и стал ждать маркизу.

Но маркиза не вернулась домой!..

Господин д’Эскоман уже размышлял, не послать ли вызов г-ну Луи де Фонтаньё немедленно, но тут кто-то постучал в дверь.

Это был камердинер, спрашивавший, не угодно ли будет господину маркизу принять своего поверенного. Господин д’Эскоман не видел в этом визите особой необходимости, но и не находил в нем большой беды, и он приказал впустить посетителя.

Поверенный пришел всего-навсего для того, чтобы предоставить себя в распоряжение господина маркиза.

Господин д’Эскоман был крайне удивлен: он никогда не слышал, чтобы принято было прибегать к советам представителей закона, отправляясь на дуэль.

Но законник объяснил ему, что по городу распространился еще один слух, а именно, что он, г-н д’Эскоман, собирается начать тяжбу о разводе с госпожой маркизой; законники обладают чутьем стервятника, распознавая добычу.

Слово "развод" заставило г-на д’Эскомана надолго задуматься. Ну а поскольку стряпчий был у него под рукой, хорошо было бы этим воспользоваться, и маркиз спросил у него совета.

Обычно поверенный бывает честен лишь в том, что касается его лично; по отношению же к клиентам он ведет себя, как подкладка: ее ставят лишь для того, чтобы укрепить ткань, с которой она соединена. Негодяй, который за такую подкладку платит, и весьма дорого, имеет право требовать, чтобы она не стесняла его движений.

Поверенный г-на д’Эскомана решительно поддержал позицию своего клиента.

Начал он с обличения варварского предрассудка, ставящего право и справедливость в зависимость от удачи в кровавой игре; среди общих фраз на главную тему он между прочим обронил несколько слов, полных такого угрожающего смысла, что они поразили г-на д’Эскомана более чем вся остальная речь законника.