Стефан Цвейг - Том 10: Стихотворения; Исторические миниатюры; Публицистика; Кристина Хофленер: Роман из литературного наследия

Толстой. Не ваше сиятельство... Слава Богу, уже не сиятельство... и никогда более, до конца. (Возбужденно оглядывается, замечает людей за стеклами двери.) Прочь... прочь этих людей, хочу остаться один... всегда вокруг люди... хоть наконец-то остаться одному...

Саша спешит к двери и торопливо завешивает ее своим пальто.

Душан(тихо, начальнику станции). Надо сразу же уложить его в постель, в поезде у него неожиданно начался приступ лихорадки, думаю, у него сейчас температура за сорок, ему очень плохо. Есть здесь поблизости гостиница с двумя приличными комнатами?

Начальник станции. Нет, ничего здесь нет. В Астапове нет гостиницы.

Душан. Но ему нужно немедленно в постель. Вы видите, как его лихорадит. Это очень опасно.

Начальник станции. Я почел бы, разумеется, за честь предложить Льву Толстому свою комнату, здесь рядом... но, извините меня... она так убога, так проста... служебное помещение, первый этаж, узкая, я не решаюсь пригласить в нее...

Душан. Это ничего. Мы во что бы то ни стало должны немедленно уложить его в постель. (Толстому, сидящему у стола, охваченному внезапным лихорадочным ознобом.) Господин начальник станции настолько любезен, что предлагает нам свою комнату. Вам надо немедленно лечь и отдохнуть. Завтра вы опять будете бодры, и мы сможем продолжить наш путь.

Толстой. Продолжить путь?.. Нет, нет, я думаю, что больше никуда не поеду... Это была моя последняя поездка, я уже у цели.

Душан(ободряюще). Пусть вас не волнует этот легкий приступ лихорадки, этот пустяк не стоит внимания. Вы немного простыли — завтра опять почувствуете себя хорошо.

Толстой. Я уже сейчас чувствую себя хорошо... очень, очень хорошо... Только нынешней ночью, это было ужасно, мне показалось, что они смогут настигнуть меня и отправить обратно в тот ад... и тут я встал и разбудил вас, так сильно меня это взволновало. И все время, пока мы были в пути, не отпускал меня этот лихорадящий страх, прямо зуб на зуб не попадал... Теперь же, когда я попал сюда... Но где я? Никогда я здесь не был... Теперь все разом переменилось... Теперь я не испытываю никакого страха... теперь им меня уж не достать.

Душан. Разумеется, нет, разумеется. Вы сможете отдохнуть, лечь в постель, здесь никто вас не найдет.

Оба помогают Толстому подняться.

Начальник станции(подходя к нему). Я прошу извинить меня... я могу вам предложить только очень простую комнату... мою комнату. И кровать, вероятно, тоже не очень удобная... железная кровать... Но я немедленно распоряжусь, я дам депешу, следующим же поездом сюда доставят другую кровать...

Толстой. Нет, нет, не нужно другую... Долго, слишком долго имел я все самое лучшее! Чем хуже теперь, тем лучше для меня! Как же умирают мужики?.. А ведь умирают тоже, хорошей смертью...

Саша(помогая ему). Пойдем, папá, пойдем, ты устал...

Толстой(продолжая стоять). Не знаю... я устал, ты права, я очень устал, и все же чего-то жду... Это как если ты очень хочешь спать, а спать не можешь, потому что думаешь о чем-то хорошем, что предстоит тебе, и не хочешь во сне потерять эту мысль... Удивительно, я никогда не чувствовал себя так... может, это уже что-то от смерти... Годы, долгие годы, я-то знаю это, я всегда испытывал страх перед смертью, страх, что не смогу лежать в своей кровати, что буду кричать, как зверь, и прятаться от смерти. А теперь, может, в этой комнате ждет меня смерть. И все равно, без всякого страха иду я ей навстречу.

Саша и Душан подводят его к двери.

Толстой(у двери, остановившись и заглянув в комнату). Хорошо здесь, очень хорошо. Маленькая, узкая, низкая, бедная... И мне кажется, что когда-то такое мне уже приснилось, вот такая чужая постель где-то в чужом доме, кровать, на которой кто-то лежит... старый, усталый человек... подожди, как зовут его, я же написал о нем несколько лет назад, как зовут старика?.. Когда-то он был богатым, а потом стал совсем бедным, и никто не знает его, и он прячется на кровати возле печки... Ах, моя голова, глупая моя голова!.. Как зовут его, этого старика?.. Того, который когда-то был богат, а теперь ничего у него не осталось, разве что только рубашка на теле... и вот он умирает, а жены, обижавшей его, нет возле него... Да, да, вспомнил, Корней Васильев, так назвал я его в своем рассказе, этого старика. А ночью, когда он умирает, Бог пробуждает сердце его жены, и она приходит, Марфа, увидеть его еще раз... Но приходит поздно, он уже закоченел на чужой кровати, лежит с закрытыми глазами, и она не знает, сердится ль он еще на нее или простил. Она не знает, Софья Андреевна... (как бы очнувшись) нет, Марфой зовут ее... я уже начинаю путаться... Да, мне надо лечь. (Саша и начальник станции провожают его, Толстой, обращаясь к начальнику станции.) Спасибо тебе, чужой человек, что ты даешь мне приют в своем доме, что ты даешь мне то, что зверь имеет в лесу... и мне, Корнею Васильеву, Бог послал... (Внезапно, в сильном страхе.) Заприте хорошенько двери, никого не пускайте ко мне, я не хочу более людей возле... только одному остаться с Ним, общаться с Ним глубже, лучше, чем когда-либо в жизни...

Саша и Душан ведут его в комнату, начальник станции осторожно закрывает за ними дверь и, удрученный, стоит возле. Сильные удары снаружи в застекленную дверь. Начальник станции открывает ее, быстро входит полицеймейстер.

Полицеймейстер. Что сказал он вам? Я должен обо всем немедленно доложить, обо всем! Он что, останется здесь, надолго ль?

Начальник станции. Этого не знает ни он сам и никто другой. Это известно лишь одному Богу.

Полицеймейстер. Как смогли вы дать ему пристанище в казенном помещении? Это же ваша служебная комната, вход в нее посторонним воспрещен!

Начальник станции. Лев Толстой не посторонний моему сердцу. Он ближе мне, чем брат.

Полицеймейстер. Но вы обязаны были прежде испросить разрешение...

Начальник станции. Я спросил у моей совести.

Полицеймейстер. Ну, вы тут поступили на свой страх и риск. Я немедленно докладываю о случившемся... Ужасно, какая громадная ответственность нежданно сваливается на человека! Бели б хоть знать, как относятся к Льву Толстому в высших сферах...

Начальник станции(очень спокойно). Я думаю, в истинно высших сферах о Льве Толстом всегда были хорошего мнения...

Полицеймейстер смотрит на него озадаченно. Душан и Саша выходят из комнаты, осторожно прикрывая за собой дверь. Полицеймейстер быстро уходит.

Начальник станции. Как граф?