Стефан Цвейг - Цвейг С. Собрание сочинений. Том 2

В пять часов утра дождь прекращается, и обволакивающие душу тучи рассеиваются, — он принимает решение. Отдается приказ по армии: в девять часов приготовиться к атаке. Ординарцы летят по всем направлениям. Барабан играет сбор. И только тогда бросается Наполеон на походную кровать для двухчасового сна.

УТРО ВАТЕРЛОО

Десять часов утра. Но еще не все полки в сборе. Размякшая после трехдневного ливня почва затрудняет передвижение и задерживает подход артиллерии. Лишь постепенно проглядывает солнце и светит при резком ветре; но это не солнце Аустерлица, яркое, лучистое, обещающее счастье, это уныло мерцающий северный полусвет. Наконец полки в сборе; перед началом битвы Наполеон верхом на белом коне объезжает фронт. Орлы на знаменах опускаются, словно пригнутые буйным ветром, кавалеристы воинственно взмахивают саблями, пехота, в знак приветствия, поднимает на штыках свои медвежьи шапки. Исступленно гремят барабаны, неистово радостно встречают полководца трубы, но весь этот фейерверк звуков покрывается раскатистым, дружным, полным восторга криком семидесятитысячной армии: «Vive I’Empereur!» 24 24 Да здравствует император! (фр.)

Ни один смотр за все двадцать лет властвования Наполеона не был величественнее и восторженнее этого — последнего. Едва утихли крики, в одиннадцать часов, — на два часа позже, чем было определено, позже на роковых два часа, — отдается командирам приказ осыпать картечью красные мундиры у холма. И вот двинулся вперед с артиллерией Ней — «Le brave des braves» 25 25 Храбрейший из храбрых (фр.). .

Настает решающий час Наполеона. Несчетное количество раз описана эта битва: не успеваешь перечитывать, упиваясь всеми волнующими моментами, великолепное описание Вальтера Скотта или эпизодическое изображение Стендаля. Битва эта одинаково значительна и многообразна и вблизи и издали, с холма полководца и с седла кирасира. Это предел напряжения и драматизма, с непрерывным переходом от страха к надежде, разрешающийся в одном исключительном моменте катастрофы: пример истинной трагедии, ибо судьба избранника определила судьбу Европы, и фантастический фейерверк наполеоновской эпопеи, как ракета, возносится к небесам, навеки угасая в трепетном мерцании.

От одиннадцати до часу французские полки атакуют высоты, захватывают деревни и позиции, снова отступают и снова идут вперед. Уже десять тысяч трупов покрывают глинистые мокрые холмы открытого пространства, но в итоге — только усталость с той и с другой стороны. Обе армии утомлены, оба командующих встревожены. Оба знают, что победит тот, кто первый получит подкрепление, — Веллингтон от Блюхера, Наполеон от Груши.

Нервничая, Наполеон вновь и вновь наводит подзорную трубу, снова отдает приказания; если его маршал прибудет своевременно, над Францией еще раз взойдет, сияя, солнце Аустерлица.

Груши, невольный вершитель судьбы Наполеона, следуя его приказу, выступил 17 июня по указанному направлению, за пруссаками. Дождь перестал. Беззаботно, как в мирной стране, продвигаются молодые полки, вчера впервые понюхавшие порох; все еще не видно врага, нет и следа побитой прусской армии.

Вдруг, в то время как маршал наскоро завтракает в крестьянской избе, земля под их ногами начинает слегка трястись. Они прислушиваются. Снова и снова, глухо и уже тише грохочет гром: это пушки, батарейный огонь вдали, но не так уж далеко, самое большее — на расстоянии трехчасового перехода. Несколько офицеров по обычаю индейцев бросаются на землю, чтобы правильно определить направление. Непрерывно и невнятно доносится далекий гул. Это канонада при Мон-Сен-Жане, начало событий у Ватерлоо. Груши созывает совет. Горячо, пламенно требует Жерар, его помощник: «II faut marcher au canon!» Быстрым шагом — к месту канонады! Другой офицер его поддерживает: туда, скорее в ту сторону! Никто не сомневается, что император столкнулся с англичанами и жестокая битва в разгаре. Груши колеблется. Приученный к послушанию, он боязливо придерживается предначертаний, приказа императора — преследовать отступающих пруссаков. Жерар выходит из себя, видя его нерешительность: «Marchez au canon». Приказом, не просьбой звучит это требование младшего командира перед лицом двадцати офицеров и штатских. Груши недоволен. Он подчеркивает, строже и определеннее, недопустимость отклонения от приказа до тех пор, пока от императора нет другого распоряжения. Офицеры разочарованы; пушки грохочут среди зловещей тишины.

Жерар пытается в последний раз: он умоляет разрешить ему хотя бы с одной дивизией и горсточкой кавалерии отправиться к полю битвы и обязуется быть своевременно на месте. Груши размышляет. Он размышляет только одну секунду.

Одну секунду размышляет Груши, и в эту секунду он вершит свою судьбу, судьбу Наполеона и всего мира. Она решает, эта секунда в крестьянской избе в Вальгейме, судьбу девятнадцатого века: она — залог бессмертия — на устах этого очень честного и столь же заурядного человека, она — в руке его, нервно сжимающей меж пальцев фатальный приказ императора. Если Груши решится, если будет смел, ослушается приказа, доверяя себе и видимой необходимости, — Франция спасена. Но человек подначальный подчиняется предписаниям больше, чем велению своего разума.

Груши энергично отвергает предложение. Нет, недопустимо дробить такую маленькую армию. Его задача — преследовать пруссаков, и только. И он не соглашается отступить от полученного приказания. Недовольные офицеры безмолвствуют. Он — в кольце молчания. И безвозвратно уходит то, чего не искупят уже ни слова, ни деяния, — уходит решающее мгновение. Веллингтон победил!

И они маршируют дальше, Жерар, Вандам, с гневно сжатыми кулаками, Груши, обеспокоенный, все более теряющий уверенность: странно! Пруссаков не видно, очевидно, они покинули брюссельскую дорогу. Разведчики приносят подозрительные вести: отступление пруссаков обратилось в форсированный марш по направлению к полю битвы. Еще есть время прийти на помощь императору, и все тревожнее ждет Груши вести — приказа вернуться. Но приказа нет. Все отдаленнее раскаты пушечных залпов над содрогающейся землей: железный жребий Ватерлоо.

ВЕЧЕР ВАТЕРЛОО

Между тем уже час дня. Четыре атаки отброшены, но они заметно смяли центр Веллингтона. Наполеон готовится к решительному штурму. Он приказывает подкрепить батареи пе-

рсд Бель-Альянсом, и, прежде чем дым канонады туманной завесой спустился меж холмов, Наполеон бросает последний взгляд на поле битвы.

И вот к северо-востоку он замечает надвигающуюся темную тень. Как будто выходят из леса новые полки. Подзорные трубы обращены в ту сторону: Груши ли это, смело пренебрегший приказом, чудесно являющийся в решительный час? Нет, пленный доносит, что это авангард генерала Блюхера — прусские полки. Впервые у императора появляются подозрения, что побитая прусская армия уклонилась от преследования, чтобы своевременно соединиться с англичанами, в то время как целая треть его собственной армии маневрирует без всякой пользы в пустом пространстве. Тотчас же он пишет Груши записку с поручением во что бы то ни стало держать связь и помешать вмешательству пруссаков в битву.