Орхан Кемаль - Происшествие

— Благодари гостя, — прошипел Хамза, — а то я научил бы тебя, су…

Решид закрыл ему рукой рот, предупредив ругательство, уже сорвавшееся было с языка Хамзы. Потом он опустился на корточки возле кровати. Мерием присела рядом. Вдвоем они пытались успокоить девушку. Но Гюллю не унималась. Зачем он поднял ее? Они привели гостей, а ей-то какое дело? Ведь здесь не кабак.

Залоглу как завороженный смотрел на Гюллю. Гюллю укуталась в одеяло и сидела теперь на краю постели, насупившись, не обращая внимания ни на уговоры Решида, ни на мольбы матери.

Какая девушка! — мечтательно повторял Залоглу. — Женщина и должна быть смелой, когда нужно, должна уметь держать оружие, уметь постоять за себя. Эта была именно такой. Такая рука и пистолет удержит и кинжал. Она не покорится. Не станет унижаться. И никакой Хамза ей нипочем…

Все подняли стопки и ждали его. Он взял свою и, чокнувшись, осушил до дна.

Гюллю с нескрываемым отвращением рассматривала сидевших за столом мужчин. «Какой нелепый вид у этого типа!»

Залоглу тоже смотрел на нее. Она презрительно усмехнулась. «А усы-то, усы! Напялил сапоги, пояс, отпустил усы и небось считает себя человеком…»

Но Залоглу не замечал сдвинутых бровей Гюллю, он расцвел под взглядом девушки.

Налив себе стопку, он поднял ее и провозгласил тост за здоровье Гюллю. А когда поднес ко рту, хитро подмигнул ей.

«Чего это он? — подумала Гюллю. — Кому это он моргает? Уж не мне ли? Да кому ты нужен!.. И улыбается-то как противно. Ну и тип! Да ты и ноготка Кемаля не стоишь!» — Гюллю знала много бранных слов и не скупилась теперь наделить ими Залоглу в полную меру.

Залоглу налил себе еще. Он не сводил глаз с Гюллю, истолковав по-своему остановившийся на нем взгляд девушки.

У него затеплилась надежда. Только бы она согласилась, на свете ведь нет ничего невозможного. А своего дядьку он попробует уговорить. Потом они подкинут Джемширу немного деньжат и увезут девушку. Он поселился бы с ней в имении, перестал бы кутить. А что если дядька заупрямится? Скажет: «Выдумал тоже! Столько есть благородных девушек из хороших семей, а ты хочешь взять в жены отродье какого-то вербовщика…» Ну и пусть говорит, упаду ему в ноги, стану умолять. А если и это не поможет, попрошу заступничества у Ясина-ага. Дядька никогда не пойдет против Ясина, ни за что не пойдет против управляющего. Ведь в имении все держится на Ясине-ага. Как скажет Ясин-ага, так и будет. Ясин-ага был управляющим еще при деде.

«Завтра же куплю пару книжек позанятнее, вечером почитаю Ясину-ага: он любит всякие истории. Ну, а когда тот подобреет…»

Залоглу в мыслях уже мчался к мечети Улуджами, где торговали всем на свете: нитками, изделиями из кости, четками из простых камней, розовым маслом, мундштуками, портсигарами, табакерками, бусами «от сглаза», священными камнями из Мекки, вязаными колпаками, книгами в ярких обложках… И каких только книг там не увидишь — от написанных арабской вязью «Священного писания», «Странствий пророка» и «Жития святых» до «Сражения за Кровавую крепость» и письмовников на все случаи жизни. Иногда яркий луч солнца прорезал пропитанный едким запахом нечистот воздух, и тогда толпа плешивых, слепых, хромых нищих и смуглолицых батраков кишела как муравейник… Там и купит завтра Залоглу книги, которые вечером будет читать Ясину-ага, а потом осторожно намекнет управляющему о своем деле.

Краем глаза Решид посматривал на Залоглу. «Уставился! — недовольно думал Решид. — Рядом с ней ты просто сопляк. Хотя… что такое девушка? Женский род существует для наслаждения мужчин, красота женщины для мужчины. Джемширу не найти для своей дочери лучшего жениха. К тому же распустилась девчонка за последнее время, строптивой стала. Да и по годам созрела. Какой толк дома ее держать? С девушками как надо поступать: мало-мальски подросла, мочалку ей на хвост, и пошла вон. Гюллю, правда, работает, да что толку! Отец и в глаза не видит ее денег. Дерзкая она, к отцу непочтительна, чего доброго и угодит со своей самостоятельностью в публичный дом. Надо будет поговорить с Джемширом».

Решид посмотрел на него. Тот уже спал, положив голову на плечо Мамо. «О великий аллах! — взмолился Решид. — Совсем разленился твой Джемшир. Толстеет день ото дня… Спит, хоть сгори все кругом, глазом не поведет!»

Снова подняли стопки, чокнулись.

Залоглу все смотрел на Гюллю. «Только бы дядька согласился. Если будет на то воля аллаха, умаслю Ясина-ага. Ну а что касается девушки… Тут от отца, матери и брата было бы согласие, а уж ее-то как-нибудь уломаю. Да и где она найдет себе жениха лучше племянника самого Музафер-бея!»

Гюллю задумчиво теребила угол одеяла. Она вспомнила, как вчера в кино, когда на экране целовались, Кемаль обнял ее за талию. Какие у него сильные руки! И как ей всегда становится тепло, когда Кемаль прикасается к ней.

Завтра Пакизе опять пристанет с расспросами: «Ходили в кино? Что смотрели? Когда погасили свет, он поцеловал тебя?» Удивительная женщина эта Пакизе! Вышла замуж, развелась, второй раз вышла — и снова развелась. Гуляет с кем хочет, сплетни ей нипочем. «Ненасытная я, — говорит. — Нет двух одинаковых мужчин, все они разные. А я ненасытная. С какой стати связывать себя навек с одним. Пусть все моими будут!»

Гюллю думала иначе. Гюллю любила одного Кемаля и будет любить до конца жизни только его, других ей не надо. Много ли выиграла Пакизе от того, что знала столько мужчин? Нарвется в один прекрасный день на какого-нибудь негодяя. Гюллю вспомнила Слепого Тахира, и ее всю передернуло. Ее вдруг охватил непонятный страх, даже ужас. Когда в кино зажгли свет, она увидела Тахира. Они встретились взглядами. Он скривился в улыбке. А если эта свинья расскажет брату, что видел ее вместе с Кемалем?.. Нет, не расскажет. Просто опять будет ловить ее на улице: «С кем-то целуешься, а нас побоку?!»

Ну и пусть рассказывает. Пусть даже брату расскажет, не страшно. А что если попросить Пакизе, натравить ее на Тахира. Она-то быстро заткнет ему рот. Пакизе с удовольствием это сделает. А все-таки странная женщина эта Пакизе. Ее хоть озолоти, ни за что не пойдет гулять с кем-нибудь из фабричных. О господи! Пусть Тахир расскажет Хамзе, Гюллю не боится. Да, она любит Кемаля. Это предосудительно? А путаться с женой директора… Хоть он и мужчина, он ей не указ! Ни старший брат, ни отец, ни мать не имеют права вмешиваться в ее жизнь, не они ее кормят. Она сама зарабатывает себе на хлеб. Она вольна полюбить того, кого захочет, пойти с ним в кино или театр. А от отца хорошего ждать нечего.

Гюллю взглянула на отца. Тот лежал, вытянувшись на боку, и храпел. Он мог спать целыми днями. «Сдобнушка!» — вспомнила она прозвище, которое ему дала Пакизе. Выдумала ведь: «Сдобнушка!» Буйвол он, бык откормленный!