Орхан Кемаль - Происшествие

— Нет, этот Музафер-бей не в отца! — сокрушался Ясин. — Перед тем как предпринимать что-нибудь важное, покойный хозяин звал Ясина и держал с ним совет. Поэтому-то и дела шли хорошо, и не грозили ему никакие неприятности. А вот сын норовит все делать по-своему. Вот и теперь с этими машинами… Все, говорит, привозят машины, и он записался. А зачем они нужны? Жили без машин при покойнике хозяине. Ни деды, ни прадеды не интересовались этими гяурскими машинами, а урожай собирали. Эх, быстро люди забыли двадцать седьмой год!

— Пусть его управляется как знает, — проворчал он. — Нас не спрашивали, с нами не советовались.

— А что же это за машины, Ясин-ага? — спросил Решид.

— Пустая болтовня, — со злостью ответил управляющий и сморщил нос. — Ну как может машина окучивать хлопок? Гяурские выдумки — это же ясно, как божий день! Ты сам посуди: сработай они такие машины, они бы их при себе и держали, а то ведь нам шлют. Зачем им усилять нас? Не без цели же они действуют, эти торгаши? А нашим глупцам своего ума не хватает, заняли бы половину у тех же гяуров…

— Очень правильно говоришь, Ясин-ага.

— Отдать свое оружие врагу! Да виданное ли это дело?

Смуглое, все в морщинах лицо Ясина покрылось испариной. Он наклонился к Решиду и, словно поверяя какую-то тайну, прошептал:

— Какое знамение конца света?.. А вот оно: как дело пойдет к концу света, всевышний станет усыплять бдительность правоверных. — Ясин-ага откинулся на спинку кресла. — Есть такая сура в Коране! — сказал он.

Он вспомнил о Рамазане и святом Махди. Выражение его лица смягчилось, на нем появилась довольная улыбка.

— А ну-ка, Решид, догадайся, зачем я сюда пришел?

— Пришел, ну и милости прошу, добро пожаловать, — сказал цирюльник.

— Все это так, благодарю, но…

Решид вежливо улыбался и разводил руками, показывая, что ему ни за что не догадаться.

— Причина моего прихода очень важная! — сказал Ясин.

Сердце у Решида застучало. Но он и виду не подал, что волнуется. Лицо его было спокойное и почтительное, как и полагается в таких случаях.

— Ты, конечно, знаешь нашего деревенского имама? — начал Ясин-ага.

— Мы с ним не знакомы, не встречались, но я слышал о нем…

— Есть ли такой, кто о нем не слышал?! Храни его аллах! Святой, как пророк, благочестивый, честный, правдивый, поистине благословенный — таков наш имам, да продлятся дни его! Слава о нем идет по всей стране. Имя его у каждого на языке. Но на кого больше одной-двух недель снисходила милость его?

Он взглянул на Решида, желая узнать, какое впечатление произвели на того эти последние слова, и наставительно сказал:

— А вот в нашей деревне он живет уже второй год!

Решид был весь внимание, но ничего не понимал. Решид не понимал, какое ему дело до имама, до того, что тот уже два года живет в деревне, и куда гнет Ясин-ага.

— А как ты думаешь, почему святой имам два года остается в нашей деревне? — настойчиво продолжал Ясин-ага.

— Ей-богу, не знаю… — взмолился Решид. — Наверно, ему показалось, что в вашей деревне не в пример другим можно жить прибыльно…

— Замолчи, не впадай в грех! Какое значение имеет прибыль для такого благословенного человека? Разве не отрешился он от мира и утех его? Разве не единственная его забота — наставлять на путь истинный непокорных рабов?!

И он с возбуждением принялся рассказывать о видении, пригрезившемся благословенному имаму.

И хотя Решид особой набожностью не отличался, совершал намаз, постился и ходил в мечеть, когда взбредет в голову, не гнушался водки и блуда, но, услышав, что святой Махди явится миру от рода Рамазанова, впервые в жизни воистину уверовал во всемогущество всевышнего и возликовал, будто сам завладел миром. От радости у него звенело в ушах, ему не сиделось на табурете. Но он сдержался и, стараясь не выдавать волнения, чинно встал и сказал:

— О господи, благодарю, премного благодарен, о господи… Тысяча благодарностей за твое благоволение и щедрость. Безбожник тот, кто не верит в тебя… Так вот, как оно получается… Выходит, над головой Рамазана-эфенди кружит птица счастья!

— Разве только над головой Рамазана? — сощурился Ясин-ага.

— Правильно, и над головой девушки… Я только хотел сказать…

— Знаю, — перебил его Ясин-ага. — Знаю, что ты хочешь сказать. Она, мол, рабыня, не любимая аллахом… Но откуда нам, грешным, знать, — вопросил он, — кто любим и кто не любим всевышним? — Тысяча благодарностей милости аллаха…

Решид слушал, опустив голову, только слушал. Он боялся, что, подняв лицо, выдаст свою радость и испортит все дело. Он и раньше слышал, что святой Махди явится миру. Он явится в день страшного суда, в это он верил. Но чтобы святейший явился в мир от Залоглу… В это Решид не мог поверить. И он покаялся, словно совершил грех, хотя — если говорить откровенно — эта сторона дела его и не интересовала. Главное, чтобы Гюллю вошла в имение невестой!

Ясин-ага рассказывал с воодушевлением, размахивая руками. Но Решид уже не слушал. Ожили мечты, которые Джемшир оборвал утром своим кашлем. Решид снова видел себя в самолете, щека к щеке с девушкой с этикетки на флаконе одеколона. Самолет совершал посадку на аэродроме. Они садились в такси… Они останавливались в одном из больших отелей в Сиркеджи, где когда-то, давным-давно, жили с Джемширом…

— Не так ли? — спросил Ясин-ага. И Решид просто из уважения ответил утвердительно.

— Ты выведай все это у Джемшира, — наказывал Ясин, — а потом приходи ко мне.

Решид кивнул.

— Не волнуйся, ага-бей, — сказал он. — Ради такого приятного, благословенного дела я постараюсь! Я сейчас же разыщу Джемшира, и тотчас — к тебе!

— Не торопись, — сказал Ясин. — Здесь надо действовать м-м-м… Как говорят арабы, изящно, грациозно!

— Джемшир согласится. Я ведь ей тоже как отец родной… — убеждал он Ясина-ага.

— Знаю, знаю, но все-таки поговори-ка с Джемширом…

Он поднялся и направился к выходу.

— Куда же ты? Еще чашечку кофе…

— И вот еще что, — сказал Ясин уже в дверях, — ты уж заодно узнай и… сколько он за нее просит. Ясно?

Решиду было ясно. Он готов был плясать от радости.

— Ей-богу, Ясин-ага, — рассыпался Решид, — это ведь не лошадь или верблюд, да и какие между нами могут быть счеты… Некрасивую дочь от второй жены он отдал за пятьсот лир, Ту, что постарше, за шестьсот пятьдесят. Ну а эта, известное дело, красивее их обеих, да и любит он ее больше других…

— Я думаю, дорогой, мы сойдемся на тысяче…

«Тысяча лир!» — у Решида перехватило дыхание. Девушка становится наследницей целого состояния, и они вдобавок получают тысячу лир!

— Договорились, Ясин-ага, договорились, — улыбался Решид. — Из уважения к тебе… Ведь это не шутка, ты, такой солидный человек, сам пришел к цирюльнику Решиду… Я улажу это дело за тысячу. Да и какой может быть разговор о деньгах в таком благословенном деле? Обожди, Ясин-ага, я сбегаю за фаэтоном.