Орхан Кемаль - Происшествие

Городская девушка в ярком цветастом платье ушла в дом, а люди, опершись на мотыги, стояли, смотрели на хибару старой Марьям и неторопливо обсуждали отношения между Кемалем и Фаттум, дочерью огородника Дакура. Все видели, как старая Марьям, расстроенная, пошла к Дакурам. Но никто не заметил, чтобы она вышла оттуда. Разве трудно догадаться, что у тетушки Марьям глаза не глядят на невестку из города? А Дакурова дочка теперь слезы льет. Есть о чем — с этим все согласились.

Все взоры с любопытством обратились на двор старого Дакура, когда кто-то крикнул, что видит Марьям. Действительно, из двери вышла Марьям, с ней и Дакур с дочкой. Все трое вроде улыбались.

— Эй!.. Марьям! — окликнули ее с огородов. — Эй, матушка Марьям!

Она остановилась, заслонив от солнца лицо ладонью, всмотрелась и медленно направилась к ним.

Ее окружили. Всем хотелось знать, почему они втроем улыбались, когда вышли из дома Дакура. Начались расспросы. Старая Марьям открылась. Она не хочет городскую девушку себе в невестки, не приглянулась она ей. Не для такой бесстыжей растила Марьям своего Кемаля. Хоть бы пришли полицейские и увезли ее…

— Сколько ей лет? — спросил кто-то по-арабски.

Когда Марьям ответила, старики понимающе покачали головами. Если нет восемнадцати, полиция вернет ее родителям и беспокоиться нечего.

— А если она не захочет? — спросила Марьям, хотя Дакур уже объяснял ей, что такое полиция.

— А ее и спрашивать не станут! — подтвердили соседи.

Слезы радости покатились из уголков глаз по морщинистым щекам Марьям. Не захочет добровольно — потащат силой, вот и люди подтверждают. Силой, и пусть аллах сделает острыми их мечи. Даст бог, забудет сюда дорогу! Марьям хотела в невестки Фаттум, честную, ласковую, хозяйственную Фаттум. И огород у них есть, у Дакуров. Они объединятся, сровняют межу…

Сначала зажужжал мотор, и почти тотчас взвыла сирена полицейского автомобиля. Все головы повернулись к дороге. Сирена выла все громче и громче. И вдруг из-за деревьев вынырнул голубой лимузин.

Марьям вместе со всеми кинулась навстречу.

Автомобиль затормозил у самых ворот. Из него вышел толстый комиссар, полицейские и еще какие-то люди. Через минуту их закрыла толпа людей, сбежавшихся с соседних огородов. Окруженные плотным кольцом, представители власти подошли к дверям старой Марьям. Дети, подростки, старики, толкая друг друга, становились на цыпочки, чтобы лучше видеть.

Комиссар с бумагами в руках и полицейские столпились в дверях и потребовали девушку, приехавшую из города.

Девчонка оказалась не из молчаливых…

— Не поеду! — кричала она. — Изрубите меня на куски, не поеду!

Женщина средних лет, косившая на один глаз, всплеснула руками и пробормотала: «Ах, проклятая, прости меня, аллах. Рехнулась она, что ли?»

— Дитя мое, закон есть закон, — добродушно уговаривал комиссар. — Ты вернешься к матери, отцу…

Девушка и слышать ничего не хотела:

— Не поеду, господин комиссар, не старайтесь понапрасну. Я законов не знаю! Не надо мне ни матери, ни отца, ни брата. Кемаль для меня — все. Он меня не увозил, я сама к нему прибежала. Не трогайте меня, не вмешивайтесь!

— Закон, дочь моя, закон! — настаивал комиссар. — По закону ты принадлежишь отцу.

— Нет, и еще раз нет! Не надо мне никакого отца, накажи его, аллах!

— Говорят, ты обещала выйти за другого?

— Я? Ей-богу, нет, господин комиссар. Врут они! Они продадут меня богачу, а потом на эти деньги будут пьянствовать!

Наступила гробовая тишина.

— Бесстыжая, — нарушил молчание Решид.

— Ты бесстыжий, ты подлый, бесчестный! Попрошайка! Ты чего вмешиваешься? Кто ты мне? Отец, брат? Кто ты мне?

Решид стушевался, но только на какую-то секунду. Он тут же переменил тактику. Схватил Гюллю за руку и прижал ее руку к своей груди.

— Гюллю, дитя мое, пойдем, Гюллю…

Но Гюллю изо всех сил толкнула цирюльника, и тот рухнул на землю. Вскочив на ноги, он набросился на Джемшира и Хамзу.

— Что вы стоите? Чего вы ждете? — кричал он. — Хватайте ее!

Те кинулись к Гюллю, безуспешно пытавшейся скрыться за спинами полицейских, и стали вязать ей руки.

Она кричала, молила о помощи, била ногами.

Ее втащили в такси. Хамза зажал ей рот ладонью. Она вырывалась, но ее скрутили покрепче. Хамза навалился на нее и придавил к сиденью.

Комиссар сел впереди рядом с шофером, полицейские втиснулись на заднее сиденье, и машина рванула с места.

Автомобиль уже скрылся за поворотом, а старая Марьям все стояла и смотрела на дорогу. Ну вот, она избавилась от нежеланной невестки, а сын, что с сыном, где он? Может, в тюрьму посадили? Пойти узнать? Но куда она пойдет, у кого спросит и где эта тюрьма?

К ней подошла Фаттум.

— А если Кемаля арестуют? — спросила Марьям и показала на дорогу.

Фаттум не ответила. «Хотя бы и так, — она носила бы ему деньги, еду, чистое белье»…

— Ты знаешь, где тюрьма?

— Знаю, — встрепенулась Фаттум.

— Отведешь меня туда?

— Отведу.

— Идем!

Не покрыв головы, не заперев двери, не убрав велосипеда Кемаля и даже не взглянув на дом, старуха отправилась в путь. Фаттум пошла рядом. Соседи провожали их глазами до самого поворота.

Старый Дакур внес в дом велосипед, притворил дверь и зашагал вслед за ними.

Был декабрь. Уже несколько дней шли дожди, но зима не наступала.

В имении Музафер-бея звучала музыка, гремел смех.

Ясин-ага прохаживался у ворот. С двустволкой на плече — Музафер-бей привез ее для Ясина из Англии — управляющий напоминал солдата на карауле у казармы.

Он насторожился, уловив в темноте мягкие шаги, и ищейкой кинулся наперерез.

— Кто?

— Я, дядюшка. — Голос у Залоглу был унылый.

— Ты? Куда так поздно?

— Скучно мне стало наверху…

Ясин-ага не стал расспрашивать. Не в его обычае расспрашивать. Что бы ни происходило наверху, его это не касалось. За многие годы он привык ко всему этому. Часто в полночь, когда добрые люди видели, наверно, десятый сон, у ворот сигналил автомобиль хозяина, а за ним во двор въезжали еще несколько машин. Пьяные гости с визгом и криками выскакивали из автомобилей; женщины бросались на шею Ясину-ага, целовали его, оставляя следы помады на щеках.

Женщины из бара… Ясин-ага знал их всех наперечет. Конечно, приезжали только красивые. Музафер-бей не терпел у себя в имении некрасивых женщин. Исключением были только батрачки.

Сегодня Ясин-ага был в добром расположении духа.

— Ну, что нового? — спросил он.

Залоглу хотел ответить, что сам пришел к нему за новостями, но только вздохнул. Дядя давно уже дал согласие на его женитьбу и даже сговорился о цене. Оставалось только заплатить эту тысячу лир и сыграть свадьбу. И еще — усы… Без усов Залоглу не мог появиться в городе.