Орхан Кемаль - Происшествие

— Да, ты прав, — согласился Музафер, отправляя в рот анчоус на ломтике хлеба. — Я бы мог сосватать для племянника девушку из хорошей семьи. Но парень-то больно непутевый. Хотя бы видимость в нем была, немножко форсу, что ли… Скажи, будь у тебя дочь, ты отдал бы ее за моего замухрышку племянника?

Зекяи-бей оторвался от салата.

— Отдал бы!

— Ты говоришь так, потому что у тебя нет дочери. Сказать тебе больше?

Он поднял глаза на собеседника, но заметил через стол от них незнакомую женщину в красном шарфе на роскошных плечах. Она следила за Музафером уголком глаз, оценивала его и сердилась, что Музафер ее не замечает. Но когда их взгляды встретились, женщина растерялась, а может быть, только притворилась растерянной.

— Я слушаю тебя, — уже в который раз напомнил Зекяи-бей.

Музафер не отвечал.

Проследив взгляд Музафера, Зекяи-бей всем корпусом повернулся в сторону женщины.

— Послушай, кто это? — кивнул Музафер.

— Ты разве незнаком? Импортная штучка. Швейцарского производства.

— Да ну? Чья?

— Паша-заде Хайруллы.

— А почему же она одна?

Зекяи-бей начал было не без иронии распространяться о приверженности Музафера к обычаям Востока, но в зал под руку с председателем партии вошел главный редактор партийной газеты. Час назад на собрании они чуть было не подрались с Музафером, поспорив по поводу уступок духовенству. Главный редактор поддерживал сторону тех, кто считал, что для победы на выборах следует задобрить духовенство.

Музафер тотчас забыл о незнакомке.

— Погляди-ка на мерзавца, — сказал он. — Эх, где ты, Мустафа Кемаль? Подними голову и посмотри на своих вчерашних почитателей!

Зекяи-бей обернулся и окинул вошедших безразличным взглядом.

Музафер-бей кипятился.

— Придется все-таки надавать ему тумаков в порядке назидания!

— С какой стати? — урезонивал его Зекяи. — Какое тебе дело до них?

— Да нет мне до них дела, но…

— Никаких «но»! Брось ты эти свои восточные привычки. Иметь библиотеку в тысячи томов, ездить в Европу, Америку… Стране нужны не восточные нравы, а истинная цивилизация. До тех пор пока мы не ощутим в нашей стране, в самих себе, в самых отдаленных уголках наших душ западную демократию…

Музафер-бей отвернулся. Он искал глазами незнакомку, поразившую его воображение.

Зекяи-бей обиженно заметил:

— Я, собственно, к тебе обращаюсь.

— Да-да, продолжай. Я слушаю…

— Так вот, пока мы не обнаружим, что пришел конец восточным обычаям, безмерному национализму, то есть шовинизму…

— Что за божественная женщина! — восхищенно произнес Музафер.

В дверях зала показалась компания высоких один к одному розовощеких американцев — дельцов, а может быть, инженеров. Они держались за председателем партии, весело, беззаботно и бесцеремонно разглядывая зал.

От Музафер-бея не ускользнуло поведение женщины в красном шарфе. Она преобразилась с приходом этой компании. Грациозно изогнув лебединую шею, она настойчиво смотрела на американцев и улыбалась.

Прошествовав через зал, они уселись за стол главного редактора партийкой газеты.

Музафер рывком повернулся к Зекяи-бею.

Тот ухмыльнулся.

— Стол главного редактора в цене!

Музафер налил себе водки, раздраженно опрокинул рюмку в рот.

— А что это значит, догадывайся сам!

И тут же объяснил.

— Это значит, что на выборах победит партия наших конкурентов, то есть программа партии наших конкурентов, которая, — Зекяи-бей поднял палец, — требует ликвидации этатизма, мой дорогой!

— Ненавижу предсказателей… — проворчал Музафер.

— Попомни мои слова. На этих выборах и на следующих…

— Не забывай девятьсот тридцатый год…

— Да, но обстановка изменилась.

— Вот и выпьем!

Музафер-бей покосился на женщину в красном шарфе. Она ловила каждое движение за столом, где сидели председатель партии и американцы.

Зекяи-бей улыбнулся.

— Не теряй времени! Проиграешь.

— Почему?

— Не видишь разве. Даже эта… в шарфе, перекинулась на ту сторону.

— А знаешь, меня забрало, — признался Музафер.

Они рассмеялись.

Когда притушили свет, они перешли в зал для игры в бридж. К Музаферу подошел гарсон во фраке, наклонился и передал, что господина Музафер-бея спрашивают двое.

Музафер вышел из зала. Его ждали Ясин и вербовщик Джемшир. Джемшир съежился, увидев бея.

Музафер позволил ему поцеловать одну руку, другую.

— Что там с этой свадьбой, Джемшир-ага?

Джемшир, огромный и неуклюжий, как медведь, поднявшийся на задние лапы, судорожно проглотил слюну.

— Может быть, есть уважительная причина, скажи?

— Какая причина, мой господин?

— Ну там… У твоей дочери есть возлюбленный, она не хочет выходить замуж… Всякое бывает. Скажи прямо, настаивать мы не будем.

Джемшир припал к рукам Музафера и, виновато заглядывая в глаза бея, прорычал на ломаном турецком языке:

— Пришибу ее! Тебе уже насплетничали? Уже. Но пока я жив, бей, будет по-моему, милостью аллаха.

— Итак?

— Дозволь повременить несколько дней, господин. А потом голову мне руби, если что!

— Прекрасно. Через несколько дней, Ясин, возьмешь Рамазана и поедешь к ним. Кончайте с этим. Ты ведь нам не чужой…

— Я на все готов ради тебя, господин, умру ради тебя. Как пес у твоей двери, хочешь убей, и пусть моя кровь принесет тебе счастье.

Музафер кивнул и повернулся к ним спиной.

Ясин и Джемшир вышли.

— В следующий раз приду, я тебе — деньги, ты мне — девчонку! — сказал Ясин.

— Волей аллаха… — отозвался Джемшир. Он ничего не; соображал.

— Ладно, с твоего разрешения я пошел.

— Счастливо, ага, доброй тебе дороги, ага. Привет Рамазану-эфенди.

Они расстались.

Джемшир направился к Решиду.

Там уже сидели Хамза и Мамо. Цирюльник рассказал, что пришел Ясин-ага и увел Джемшира: того потребовал сам Музафер-бей.

Теперь они с нетерпением ждали возвращения Джемшира.

Вот уже несколько дней Решид не знал, куда деваться от тоски. Он никак не мог прийти в себя после той сцены в полицейском участке. И жена его, и он уж, кажется, все слова высказали, уговаривая девчонку смириться, и все попусту. Уперлась, как коза.

Слез, ругани, уговоров, ласки — всего было вдоволь эти дни, и ничего не помогло. Вот вернется сейчас Джемшир и скажет: Музафер-бею надоело, Музафер-бей требует деньги обратно!

Решид в сердцах стряхнул тряпку, которой стирал пыль, и убрал в ящик. От Хамзы никакого толку. Если аллах не поможет, похоже, нет другого выхода, как браться за дело самому. Чего он только не делал, чтобы подогреть Хамзу. Поил, льстил, на самолюбии играл…

Решид презрительно скосился на парня.

— «Зарежу я этого Кемаля, повешу я этого Кемаля», — передразнил он Хамзу. — Боишься ты этого Кемаля!