Франсис Карко - Горестная история о Франсуа Вийоне

Она подошла к Франсуа, запустила ему руку в волосы и, ласково перебирая их, сказала:

— Меня зовут Марго.

— Черт побери! — протянул Колен. — Постарайся, Франсуа, местечко очень завлекательное.

— И теплое?

— А это ты сам у нее спроси, — насмешливо бросил Колен, который и мысли не допускал, что хозяйка харчевни действительно способна втюриться в школяра.

Однако Франсуа немножко оробел. Не мешая гладить себя, он повернул лицо к Марго, но не осмеливался произнести ни слова, а она, видать, понаторевшая в обращении с мужчинами, продолжала перебирать его волосы, смеялась и, похоже, ни о чем не тревожилась.

— Подвинься, — попросила она. — Я хочу сесть рядом с тобой.

Франсуа подвинулся.

Но Колен, приведший школяра и Ренье в этот кабак, чтобы посвятить в задуманный им план, стал рассказывать, как вели себя в миг смерти казненные сегодня цыганка и ее сообщник. Девицы перестали смеяться. Франсуа обратился к Колену:

— Послушай, зачем ты нас мучаешь?

— А затем, — ответил Колен, — чтобы, если у тебя есть хоть капля чести, ты решил действовать.

— Как действовать?

В этот момент со всей учтивостью к их столу подошел муж Марго и объявил девицам, что их требуют к себе другие клиенты, и они гуськом во главе с Марго покинули комнату, а Колен, понизив голос, настолько живописно воспроизвел сцену утренней казни, что Франсуа невольно содрогнулся.

— Необходимо, — продолжал Колен, — чтобы люди наконец набрались смелости и объединились против таких жестокостей. Там, откуда я пришел, — и он упомянул Белые Ноги, — множество предводителей шаек твердо решили отныне не мириться со столь зверским обращением.

— Но я-то чем могу быть вам полезен? — удивился Франсуа.

Ренье спросил:

— Знаешь, сколько денег нужно на такое?

— Знаю, — ответил Колен.

— А где их взять? — робко поинтересовался Франсуа, которому весь этот разговор казался совершенно бессмысленным. — У тебя они есть?

— Будут, — решительно заверил его Колен, — если вы поддержите меня и дадите рассказать, как все это можно сделать. У каждого из предводителей под началом сотни по две людей, с которыми он может пойти на Париж. Ну и в тех местах, куда мы заглянем, мы тоже наберем немало народу.

— В Дижоне? — спросил Ренье.

— Да, — кивнул Колен. — И в Париже тоже, потому что нам нужно будет иметь в вашем городе сообщников, которые поддержат нас. Ну а что до денег — те, которые называют себя «ракушечниками», станут чеканить деньги, и они будут ходить наравне с нынешними.

У Франсуа было ощущение, будто все это ему снится в каком-то дурном сне.

— Вспомните, — продолжал Колен, — про золотые чаши и дароносицы, которые так легко красть по ночам из церквей, или про чудесные звонкие экю, денье, анжелоты, су, нобли, что лежат там в сундуках. Ими-то все и будет оплачено; чаши и дароносицы переплавим и начеканим монету, а наворованные деньги будем заботливо хранить, чтобы, когда придет пора, платить всякой голи, которую мы наберем в деревнях. А до того дня я буду искать верных людей и учить их, как собраться вместе и нанести сокрушительный удар. Ну, что скажете?

— М-да… — хмыкнул Франсуа. — Вроде все здорово, но с другой стороны…

— А ты, Ренье? — спросил Колен, стукнув кулаком по столу.

Ренье взглянул на него и ответил:

— Решено. Я с тобой.

«Колен совсем спятил, — решил Франсуа, взвесив все „за“ и „против“. — На что он замахивается? Нет, я в это впутываться не желаю. А Ренье, дурак, сам надевает себе на шею петлю и сам ее затягивает».

А еще он думал о Марго, хозяйке харчевни неподалеку от монастыря Нотр-Дам, и ему страшно хотелось встретиться с нею втайне от друзей. Она произвела на него огромное впечатление. Высокая, крепкая, совсем еще даже нестарая, а уж прелести у нее такие, что просто слюнки текут. Но если он придет, не посмеется ли она над ним? Франсуа пребывал, что называется, в раздвоенных чувствах. Никогда еще он не думал с такой горечью о своем землисто-сером лице, впалых щеках, слишком большом и чуть ли не уродливом рте. Он малорослый, нехорош собой, плохо одет, робок, и к тому же у него нет денег. Так что же, взламывать сундуки с казной? Колен уж так заманчиво распространялся о них. Неужто он и впрямь верит, что для того чтобы стать богатым, нужно только желание? Да и где стоят эти сундуки? И как их вскрыть? И вот еще! Чего ради Колен жульничал, играя в кости, если мог полными горстями черпать деньги оттуда, где их невпроворот, а потом и другим показать это местечко? Вот уж тут бы он, Франсуа, не колебался. Потому что ежели нет денег, не будет ни вина, ни женщин. А главное, не получишь Марго. Соблазн повидать ее был так силен, что Франсуа решился. В середине дня он заявился в харчевню, и Марго, вся просияв, выскочила к нему навстречу.

— Ну наконец-то ты пришел! — воскликнула она.

— Пришел, — кивнул Франсуа, весьма обрадованный таким приемом. — Вы Монтиньи не видели?

— Для него еще слишком рано.

— А! Ну ладно…

— Куда ты? — спросила Марго, когда он сделал движение к двери. — Не успел прийти и уже уходишь?

— Дело в том… — и Франсуа кивнул в сторону мужа кабатчицы, который сидел в глубине зала и исподтишка наблюдал за ними.

— Из-за него? — спросила Марго. — Да нет же.

А поскольку было ясно, что школяр ей не поверил, она крикнула мужу:

— Антуан, принеси нам вина!

Антуан поспешно взял кувшин, свечку, ключ от погреба и спустился по лесенке. Он свыкся с тем, что жена ему неверна, и чтобы не выглядеть совсем уж по-дурацки, всякий раз делал вид, будто одобряет ее выбор. Это позволяло ему поддерживать наилучшие отношения с любовниками Марго, но, правда, когда она расставалась с ними, он их не пускал на порог, а ежели кто-то пытался войти силой, вышвыривал с помощью завсегдатаев за двери. Заплывший жиром, трусливый, лукавый Антуан больше всего ценил собственное спокойствие. Вино и девицы стояли у него на втором месте.

— Ну а что до костей и карт, — говаривал он, — я их оставляю хитрованам.

Хотя сам он был хитрован, какого еще поискать, но ради процветания своего заведения всегда старался держаться незаметно; приносил вино, сыр, хлеб и садился в сторонке, подсчитывая дневную выручку, а потом отправлялся спать. Жаннетон, поджидавшая Ренье, одна сидела в углу за столом. Ренье приходил поздно вместе с Коленом; у него в этом заведении тоже была любовница, некая Колетта, с которой он обходился весьма грубо. А когда Франсуа стал бывать тут каждую ночь, Колен, который был зол на него из-за того, что не сумел его убедить, прямо-таки выходил из себя. Он свирепо ругал Колетту, помногу ночей не появлялся у нее, изменял, не обращал на нее внимания, а когда ему приходилось желать Франсуа доброй ночи, он произносил пожелание грубо и пренебрежительно, но все воспринимали его дурное настроение как следствие ссор с любовницей.