Мигель Астуриас - Те, кто внизу. Донья Барбара. Сеньор Президент

Президент поставил последнюю подпись. Старичок поспешил ее промокнуть и опрокинул чернильницу на только что подписанную бумагу.

— Вот скотина!

— Сень-op Пре…зи…

— Скотина!

Звонок… другой… третий… Шаги. Адъютант — в дверях.

— Генерал, двести палок этому. Быстро! — рявкнул Президент и пошел домой. Пора обедать.

«Эта скотина» тихо заплакал. Он и не думал просить — не мог, да и знал, что ни к чему. Ведь Сеньор Президент очень разгневан убийством полковника Парралеса Сонриенте. Сквозь слезы он видел свою семью, молящую за него, — старую, измученную жену и шестерых изможденных детей. Скрюченной ручкой он искал платок в кармане сюртука, чтобы поплакать вволю, — громко нельзя! — ему и в голову не приходило, что его наказывают зря — он одобрял, это ведь за дело, нельзя быть таким растяпой, — громко плакать нельзя! — стараться надо, нельзя проливать чернила — и плакать громко нельзя, а полегчало б!..

Он прикусил губу, зубы торчали веером, щеки ввалились, вид самый жалкий; ни дать ни взять — смертник! Рубашка прилипла к спине, как неприятно! В жизни так не потел! И нельзя громко плакать! Страшно, страшно, тошно, зубы сту-сту-сту-чат…

Адъютант тащил его за руку, как идиота; старик как-то сразу оцепенел, согнулся, глаза остекленели, в ушах пустота, тяжело, так тяжело, плохо, ой, как плохо…

Через несколько минут в столовой:

— Разрешите, Сеньор Президент.

— Входите, генерал.

— Сеньор Президент, смею доложить, «эта скотина» не вынес двухсот палок.

В руках служанки задрожало блюдо, с которого Президент брал жареную картошку.

— Что вы дрожите? — строго спросил хозяин и повернулся к генералу. (Тот стоял навытяжку, в руке — фуражка.)

— Хорошо. Можете идти.

С блюдом в руках, служанка побежала за ним, чтобы спросить, почему «эта скотина» не вынес палок.

— Как почему? Умер.

Служанка вернулась в столовую, все еще с блюдом в руках.

— Сеньор Президент, — чуть не плача сказала она спокойно обедавшему хозяину. — Говорят, он не вынес, потому что умер!

— Ну и что? Несите десерт!

К концу обеда явился Мигель Кара до Анхель — человек, пользующийся доверием Президента.

— Тысяча извинений, Сеньор Президент! — сказал он, заглядывая в столовую (он был красив и коварен, как сатана). — Тысяча извинений, Сеньор Президент, я немного задержа-а-ал-ся… пришлось помочь одному дровосеку, подобрали на свалке раненого. Нет, не из известных. Так, какой-то…

Президент был, как всегда, в глубоком трауре — черные башмаки, черный костюм, черный галстук, черная шляпа, которую, кстати сказать, он никогда не снимал; под седыми, висячими усами скрывались беззубые десны; щеки заросли щетиной, веки голые, словно ощипаны.

— Отнесли куда следует? — спросил он, расправляя морщины на лбу.

— Сеньор Прези…

— Что я слышу? Человек, имеющий честь быть личным другом Президента Республики, не покидает на улице несчастного, сраженного неизвестной рукой!

Легкий шум в дверях столовой; Президент обернулся:

— Входите, генерал.

— С разрешения Сеньора Президента…

— Все готово?

— Да, Сеньор Президент.

— Отправитесь вы сами, генерал. Передайте вдове мои соболезнования и вручите ей триста песо от имени Президента Республики на расходы по погребению нашего дорогого Друга.

Держа фуражку в правой руке, стоял навытяжку генерал, не мигая, почти не дыша. Выслушав, он поклонился, взял деньги повернулся на каблуках и через несколько секунд выехал в автомобиле вместе с гробом «этой скотины».

Кара де Анхель спешил объяснить:

— Я хотел отвести его в больницу, но подумал: «Если будет распоряжение Сеньора Президента, его скорее примут». И поскольку я шел сюда по вашему приглашению — хотел еще раз высказать вам, как мне тяжело, что наш Парралес Сонриенте пал от руки трусливых негодяев…

— Я распоряжусь…

— Ничего другого я и не ждал от человека, которому — многие говорят — не пристало править этой страной…

Президент подскочил как ужаленный:

— Кто говорит?

— Я первый! Я, Сеньор Президент, как и многие другие, искренне полагаю, что такой человек призван править по меньшей мере Францией, или свободной Швейцарией, или трудолюбивой Бельгией, или прекрасной Данией! Нет, именно Францией… Франция! Вы — тот человек, которому должен вручить свои судьбы великий народ Гамбетты и Виктора Гюго!

Едва заметная улыбка мелькнула под усами Президента. Он протер очки белым шелковым платочком, помолчал и, не сводя глаз с фаворита, перевел разговор.

— Я вызвал тебя, Мигель, чтобы поручить тебе важное дело. Власти распорядились об аресте этого старого негодяя, генерала Эусебио Каналеса, ты ведь его знаешь. Его арестуют в его собственном доме, сегодня ночью, в первом часу. Конечно, он участвовал в убийстве Парралеса Сонриенте, но, но особым причинам, правительству не совсем удобно отправлять его в тюрьму. Мне нужно, чтобы он немедленно бежал. Разыщи его как можно скорее, сообщи все, что знаешь, и посоветуй от своего имени бежать сегодня ночью. Можешь ему помочь. Он старый вояка и, конечно, верит в честь и все такое. И умирать, думаю, не хочет, а если его возьмут, я завтра же его казню. Никто — в том числе он — ничего не будет знать об этой беседе, только ты и я… Будь осторожен, не попадайся на глаза полиции. Не давай себя изловить. А он — пускай бежит, старый плут. Можешь идти.

Фаворит вышел, прикрывая лицо черным шарфом (он был красив и коварен, как сатана). Офицеры у дверей столовой отдали ему честь. Предчувствие! А может быть, они слышали, что у него в руках — голова генерала. Шестьдесят потерявших Надежду толпились в приемной, ожидая, когда освободится Сеньор Президент. Улицы вокруг дворца были усыпаны цветами. Под водительством главнокомандующего солдаты украшали фасады близлежащих казарм бумажными фонариками флажками и цепями, белыми и голубыми.

Кара де Анхель не замечал этих праздничных приготовлении. Необходимо составить план бегства, увидеть генерала и помочь ему. Все казалось нетрудным, пока не залаяли псы в парке, отделявшем Сеньора Президента от врагов, — в чудовищном парке, где деревья имеют уши, и уши эти при малейшем шорохе содрогаются словно от ветра. Ни звука на мили вокруг, все жадно впитали в себя миллионы хрящеватых ушей. Псы не унимались. Невидимые нити — куда тоньше, чем телеграфные провода, — вели от каждого листка к Сеньору Президенту. Он внимательно слушал все, что происходит в самой глубине души его подданных.

Заключить бы договор с чертом, продать ему душу, чтобы обмануть полицию и устроить побег… Но черт не помогает в добрых делах. Голова генерала и кое-что еще… Он смаковал эту фразу, словно действительно нес в руках голову генерала — и кое-что еще.