Геннадий Ананьев - Орлий клёкот: Роман в двух томах. Том второй

— Пилу давай!

Раза в три дольше «Дружбой». Да еще нужно время, чтобы оттащить сосну с дороги. Не случайно упрямился Гузов, действительно, с такой работой вряд ли осилишь дневную норму без сверхурочного времени. Но им-то, шефам, не хомут на шее, им дневная выработка — не указ. И все же не порядок, если машина стоит, клешни раззявив, а люди пупки надрывают. Подумать стоит.

Об этом самом и Пришлый размышлял, когда ему не повезло с первого же захода — сразу же угодила наклоненная сосна. Пришлось попятиться. Ругнул в сердцах создателей лесорубки:

«Головы бы поотрывать! Инженера!»

Пока валила сосну «Дружба» он думал, как изменить захваты, чтобы можно было им придавать нужный наклон. Нет, не на завод писать предложение, а сделать здесь, самим. Станки у графа есть, не зажилит же в конце концов. Они— не его собственность. Приструнить можно, если заупрямится.

Но, как понимал Пришлый, не в станках главное. К ним доступ получить можно, а что делать на тех станках, что сверлить и что токарить. Вот в чем вопрос, в чем закавыка.

Ничего не приходило в голову. А уж и скорость пора включать.

Спилив и уложив в ровную стопку несколько сосен, Пришлый остановил машину и позвал Ивана:

— Садись. Мы с Онуфричем сбили охотку, а тебе хозяить на ней.

Все так просто: садись и — вперед. А он впервые управляет машиной. И сразу — такой громоздкой и не очень-то послушной. Рычаги — не руль. Навык нужен большой, чтобы управлять. Но как все молодые, Иван тоже — сам с усами. Наблюдал же вон сколько времени за Костроминым и Пришлым. Не боги горшки обжигают.

Включил скорость, отпустил педаль сцепления и — мотор, захлебнувшись, заглох.

— Ты плавно педаль. Плавно. И смесь погуще. Вот этой ногой. Уразумел?

— Да. Кажется, да.

На этот раз не заглох мотор, зато аж подпрыгнула лесорубка от взвывшей моторной силищи. Потом ровней поползли гусеницы по снегу, круша наст. Ура! Идет! Идет!

Вот тут бы остановиться, прицелиться получше захватами, но куда там. Радости хоть отбавляй. Все забыто, кроме одного: идет! идет!

Если бы не проскользнули захваты мимо дерева, едва царапнув его клешнями, то конец бы всей этой великолепной технике. Полный конец. Теперь же только снегом обсыпало лесорубку с ног до головы, да бригадир, всегда спокойный Алеша Турченко, взвинтился до неузнаваемости. Глаза злые, веснушки мечут молнии.

— Ты что, по миру нас хочешь пустить?!

— Не серчай, бригадир. Он — не виноватый, — заступился Пришлый за Богусловского. — Мы, старики, виноватые. Кто ж знал, что совсем впервой ему. Ну, да ладно, беда не велика. Поправим дело.

Вывел лесорубку на чистое место, воткнул в десятке метров от нее в снег лапу потолще, ободрав предварительно крупные ветки, и повелел:

— Садись.

За каждым движением следил, ничего не пропуская мимо, и все же сбил Иван Богусловский ветку. Не успел скорость выключить вовремя. Поставили ветку и — на второй заход. Потом на третий, на четвертый, на пятый. И так — до самого обеда.

А перед тем, как идти в столовую, Пришлый и Костромин постояли довольно долго возле захватов. Молчали. Словно молились. Иван даже не выдержал, позвал:

— Пойдемте, опоздаем.

Ему хотелось скорее пообедать, чтобы вновь вернуться сюда и победить в конце концов железное упрямство машины. Но его душевное состояние не было ведомо старикам, их мысли крутились вокруг захватов, поэтому они откликнулись с неохотой.

— Пойти можно, что ж не пойти. Что вот только с этими мертвыми клешнями делать.

— А что, если винт, — осенило вдруг Ивана Богусловского. — Поворачивай, куда хочешь.

Довольно часто бывает такое: никогда человек не имел дела с техникой, даже не знает принципа, на основе которого создается чудо-машина, да и не совсем серьезно предложит что-то, от балды, как сейчас модно говорить, а гляди ж ты — чуть не изобретение. Такое вот и сотворил Иван Богусловский своим не зацикленным на технические закономерности умом. Ассоциация с болтом, который можно вращать на винту, гениально-простая, хотя, казалась, совершенно нелепой. Костромин даже засомневался:

— Захваты жесткими должны быть. Сосны-то вон какие, их крепко держать нужно. А ты — винт.

Нисколько это не обидело Ивана. Родилась мысль, он ее высказал. Не подходит если, что ж делать. Только другого-то тут ничего не придумаешь.

И не предполагал Иван, что его предложение, хотя и воспринятое с иронией, овладело стариковскими умами и те начали прикидывать активней. Когда уж полдороги прошли, Пришлый заговорил:

— Онуфрич, парень дело сказал: на станине если мертво, а захват — на винт.

— У меня тоже такая мыслишка. А крепить стопором. Несколько сквозных отверстий просверлить, чтобы можно на разный угол ставить. Вручную, правда, придется перестраивать, только, думаю, все равно проворней дело пойдет, чем с «Дружбой».

— Верно, — согласился Пришлый, потом обернулся к Богусловскому. — Предложение твое, Ванюша, на завод пошлем, пусть внедряют. Глядишь, из кабины сообразят угол менять. Молодец, башковит. Хорошо начинаешь.

После обеда Костромин засел за расчеты и чертежи, а с Иваном Богусловским на делянку пошел только Пришлый. Сразу же предупредил:

— Не отпущу, пока не осилим. Меня, в пацанстве еще, тракторист так учил. Сказывал: мозгами не можешь шевелить, потей до седьмого пота.

Нет, не мозги нужны, для них невелико напряжение уразуметь, что за чем делать, тут глазомер нужен, реакция нужна. Главное как раз в том, что на столько думать нужно, сколько ногами и руками работать, опережая, порой мысли. Именно этому нужно было учиться Ивану. Бесконечно. Однообразно.

Но вот, вроде бы, получилось. Потом еще раз, потом еще. Все, как надо идет. Пришлый искренне радуется:

— Гляди, не только башковит, но и в руках ловок. Правь валить сосны.

И сразу потерялась уверенность, конем застоялым рванул с места, надрывая попусту мотор. А Пришлый успокаивает:

— Погоди малость, отдышись. Что жердь, что сосна, не один ли леший…

Взял себя в руки, сосредоточился и повел, как в лобовую атаку, все еще не очень послушную машину. Чуть-чуть, самую малость не рассчитал, но вовремя застопорил ход. Попятился, подкорректировал рычагами и облапил захватами-клешнями гладкобокую сосну. И жалко красоту губить, и радостно от того, что подчинил себе строптивую машину. Ликует душа. Сердце трепещет весело. Архимед, бежавший нагишом по людным городским улицам с криком: «—Нашел! Нашел!» не был так счастлив, как Богусловский, молодой парень, совершенно еще не знавший себя и вдруг почувствовавший, что он может делать все то, что захочет. Он еще больше зауважал себя и поверил окончательно в себя. И как он думал в те радостные минуты, ему больше не нужно искать места в жизни, он нашел свое призвание и останется верным ему до конца.