Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 23. Графиня де Шарни. Часть. 4,5,6

— Дорогая Андре! Жизнь короля Франции под угрозой, он нуждается в защитниках; как мне следует поступить?

Андре ответила:

— Иди туда, куда тебя призывает долг, мой Оливье, и умри за короля, если это будет необходимо.

— А как же ты? — спросил Оливье.

— Обо мне не беспокойся! — воскликнула Андре. — Я жила только тобой, и Бог, несомненно, позволит мне умереть вместе с тобой.

С той самой минуты как все было решено между их благородными сердцами, супруги не обменялись более ни единым словом; они приказали подать почтовую карету, сели в нее и пять часов спустя вышли у павильона на улице Кок-Эрон.

В тот же вечер, в ту самую минуту, когда Жильбер, полагаясь на влияние Шарни, писал ему письмо с просьбой вернуться в Париж, граф, как мы видели, в форме морского офицера предстал перед королевой.

С этого времени, как нам известно, он ее не покидал.

Андре осталась одна в окружении своих горничных; она заперлась и стала молиться; ей пришла было мысль проявить такую же преданность, как муж, и вновь занять свое прежнее место при королеве, как граф занял его при короле; однако ей не хватило на это решимости.

Девятое она провела в тревоге, однако этот день не принес собой ничего определенного.

Десятого, около девяти часов утра, она услышала первые пушечные выстрелы.

Не стоит и говорить, что каждый отзвук грозного боя отдавался болью в ее душе.

К двум часам пополудни стрельба стихла.

Победил ли народ или он был побежден?

Она справилась: народ победил.

Что сталось с Шарни в этой страшной схватке? Она хорошо его знала: он несомненно был впереди.

Она опять навела справки: ей сказали, что почти все швейцарцы перебиты, зато почти всем дворянам удалось спастись.

Она стала ждать.

Шарни мог, переодевшись в чужое платье, вернуться в любую минуту; могло так статься, что ему немедленно придется бежать; она приказала запрячь лошадей, и те ели в упряжке.

Лошади и карета ждали возвращения хозяина: Андре отлично знала, что, как бы велика ни была опасность, без нее он не уедет.

Она приказала отворить ворота, чтобы ничто не задержало Шарни, если ему придется бежать, и продолжала ждать.

Шли часы.

"Если он где-нибудь укрылся, — говорила себе Андре, — он может выйти только в темноте… Дождемся темноты!"

И вот наступила темнота. Шарни так и не вернулся.

В августе ночь опускается на землю поздно.

Лишь в десять часов вечера Андре потеряла последнюю надежду; она накинула покрывало и вышла из дому.

На всем своем пути она встречала толпы женщин, заламывавших в отчаянии руки, и мужчин, кричавших "Месть!".

Она прошла сквозь них; страдание женщин и гнев мужчин были ей надежной защитой, и потом, в этот вечер ненависть была обращена на мужчин, а не на женщин.

Ведь в этот вечер все женщины, и с одной и с другой стороны, оплакивали погибших.

Андре пришла на площадь Карусель в то время, когда там оглашали декреты Национального собрания.

Король и королева находились под охраной Национального собрания — вот все, что она поняла.

Она увидела, как отъезжают две или три повозки, и спросила, что в них; ей ответили, что это тела убитых, собранные на площади Карусель и в Королевском дворе. Вывозили убитых пока еще только оттуда.

Андре подумала, что Шарни не мог погибнуть ни на площади Карусель, ни в Королевском дворе; это скорее всего произошло на пороге комнаты короля или королевы.

Она пересекла Королевский двор, прошла через вестибюль и поднялась по лестнице.

В это время Питу, находившийся во главе одного из постов, увидел графиню, узнал ее и поспешил за ней вслед.

Невозможно себе представить, в каком плачевном виде застала Андре Тюильри.

Кровь заливала комнаты и каскадами струилась с лестниц; в покоях еще оставалось немало трупов.

Андре поступила так же, как другие женщины: она взяла в руки факел и стала обходить одно за другим мертвые тела.

Так она постепенно продвигалась к апартаментам королевы и короля.

Питу не отставал.

Там, как и в других комнатах, поиски ее ни к чему не привели; она замерла на мгновение в нерешительности, не зная, куда ей дальше идти.

Увидев замешательство Андре, Питу подошел к ней.

— Увы, — сказал он, — боюсь, что я знаю, кого разыскивает госпожа графиня.

Андре обернулась.

— Не нужна ли госпоже графине моя помощь?

— Господин Питу! — воскликнула Андре.

— К вашим услугам, сударыня.

— О да, да, вы очень мне нужны! — сказала Андре.

Она подошла к нему и взяла его за руки.

— Знаете ли вы, что сталось с графом де Шарни? — спросила она.

— Нет, сударыня, — отвечал Питу, — но я готов помочь вам в поисках.

— Есть один человек, — продолжала Андре, — который мог бы нам сказать, жив он или мертв и где он сейчас.

— Кто же это, госпожа графиня? — спросил Питу.

— Королева, — прошептала Андре.

— А вам известно, где сейчас королева? — спросил Питу.

— Думаю, в Собрании, и у меня еще есть надежда, что граф де Шарни находится там вместе с ней.

— О да, да! — ухватился Питу за эту надежду не столько для себя, сколько ради вдовы. — Хотите, мы с вами сходим в Собрание?

— Да меня, верно, не пустят…

— Я берусь вас туда провести.

— Так идемте!

Андре отшвырнула факел, рискуя поджечь паркет, а за ним и весь дворец; но какое ей было дело до Тюильри? Что могло сравниться с ее отчаянием, таким глубоким, что у нее даже не было слез?!

Андре изучила расположение комнат во дворце за то время, пока жила там; она спустилась по небольшой служебной лестнице на антресоли, а оттуда вывела Питу в главный вестибюль, так что им не пришлось еще раз проходить по залитым кровью апартаментам, а Питу вновь очутился перед своим постом у парадной лестницы павильона Часов.

Манике был начеку.

— Ну, что твоя графиня? — спросил он.

— Она надеется отыскать мужа в Собрании; мы идем туда. — Подойдя поближе, он шепнул: — Поскольку граф, может статься, убит, пришли мне к воротам Фейянов четверых ребят, на которых я мог бы положиться, чтобы защитить тело аристократа, как если бы это был патриот.

— Ладно уж, ступай со своей графиней! Будут тебе люди!

Андре ожидала у садовой калитки; там стоял часовой. Так как его поставил сам Питу, вполне естественно, что часовой его пропустил.

Тюильрийский сад освещался лампионами, горевшими кое-где, главным образом у подножия статуй.

Было почти так же жарко, как днем; ночной ветерок едва шелестел листвой, и пламя лампионов было похоже на огненные стрелы, пронизывавшие темноту и открывавшие взору не только открытые части сада с цветниками, но и пространство под деревьями, где здесь и там виднелись мертвые тела.