Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 20. Ожерелье королевы

— Дюжина посетителей! — со смехом воскликнула Олива. — Почему тогда уж не целый полк?

— Да если бы было возможно послать на улицу Дофины целый полк, он был бы там.

— Вы удивляете меня!

— Я удивлю вас еще больше, если позволю вам пойти на улицу Дофины.

— Почему это?

— Потому что вас там арестуют, милая моя.

— Арестуют?! Меня?

— Обязательно. Те двенадцать человек, что ждут вас, — стрелки, посланные господином де Кроном.

Олива вздрогнула: некоторые люди всегда боятся некоторых вещей.

Но она тотчас же овладела собой, более или менее старательно проверив свою совесть.

— Я ничего не сделала, — сказала она. — За что же меня могут арестовать?

— За что арестовывают женщин? За интриги, за пустяки.

— У меня нет интриг.

— Но, может быть, были?

— О, этого я не отрицаю.

— Ну, словом, эти господа, безусловно, не правы, собираясь вас арестовывать, но они хотят это сделать… Это несомненно. Так как же? Мы все-таки пойдем на улицу Дофины?

Олива остановилась, бледная и взволнованная.

— Вы играете со мной, как кот с бедной мышью, — сказала она. — Послушайте, если вы что-нибудь знаете, скажите мне. Не замешан ли тут Босир?

И она умоляюще взглянула на Калиостро.

— Весьма возможно. Я подозреваю, что его совесть далеко не так чиста, как ваша.

— Бедный малый!..

— Жалейте о нем, но если он попался, то не следуйте его примеру и не позволяйте, чтобы захватили и вас.

— Но что у вас за интерес покровительствовать мне? Что у вас за интерес заниматься мной? Право, — вызывающе продолжала она, — неестественно, чтобы такой человек, как вы…

— Не договаривайте, вы скажете глупость, а минуты дороги, так как агенты господина де Крона, видя, что вы не возвращаетесь, способны прийти за вами сюда.

— Сюда! Они знают, что я здесь?!

— Какая, подумаешь, трудная задача — узнать это! Ведь знаю же я! Итак, продолжаю. Если я интересуюсь вашей особой и желаю вам добра, то остальное вас не касается. Скорее, пойдемте на улицу Анфер. Моя карета ожидает вас там. А, вы еще колеблетесь?

— Да.

— Ну, в таком случае мы совершим довольно неосторожный поступок, но это, надеюсь, окончательно убедит вас. Мы проедем мимо вашего дома в моей карете, и когда вы увидите этих господ — не настолько близко, конечно, чтобы попасться им в руки, но настолько, чтобы судить об их планах, — то оцените по заслугам мои добрые намерения.

С этими словами он повел Олива к воротам, выходившим на улицу Анфер. Карета подъехала, Калиостро и Олива сели в нее и направились на улицу Дофины, к тому месту, где их увидел Босир.

Конечно, закричи он в этот миг, последуй за каретой, Олива сделала бы все возможное, чтобы приблизиться к нему, спасти его, если за ним гонятся, или спастись вместе с ним, если он свободен.

Но Калиостро заметил этого несчастного и отвлек внимание Олива, показав ей толпу, которая из любопытства собралась вокруг наряда полиции.

Как только Олива различила полицейских, вторгшихся в ее дом, она бросилась на грудь своему покровителю в порыве отчаяния, которое растрогало бы всякого другого, но не этого железного человека.

Он удовольствовался тем, что пожал руку молодой женщины и опустил штору, чтобы спрятать свою спутницу от любопытных.

— Спасите меня! Спасите меня! — повторяла между тем бедная Олива.

— Обещаю вам это, — сказал он.

— Но если вы говорите, что полиция все знает, то она всюду найдет меня.

— Нет, нет; в том месте, куда я вас спрячу, вас никто не найдет… Если они пришли арестовывать вас в вашем доме, то ко мне они не придут.

— О, — с ужасом воскликнула она, — к вам?.. Мы едем к вам?

— Вы с ума сошли! — ответил он. — Можно подумать, вы забыли, о чем мы с вами условились. Я не любовник ваш, красавица моя, и не хочу им быть.

— Значит, вы предлагаете мне тюрьму?

— Если вы предпочитаете больницу, то вы свободны в своем выборе.

— Ну, — испуганно сказала она, — я отдаюсь в ваши руки. Делайте со мной что хотите.

Калиостро отвез ее на улицу Нёв-Сен-Жиль, в дом, где, как мы видели, он принимал Филиппа де Таверне.

Здесь он устроил ее далеко от прислуги и чьих-либо взоров, в маленьком помещении на третьем этаже.

— Нужно, чтобы вы были более счастливой, чем будете здесь.

— Счастливой! Разве это возможно? — со стесненным сердцем спросила она. — Быть счастливой без свободы, без прогулки! Здесь так все уныло. Даже сада нет. Я умру здесь от тоски.

И она бросила кругом рассеянный взгляд, полный отчаяния.

— Вы правы, — сказал он, — я не хочу, чтобы вы терпели в чем-нибудь лишения… Вам здесь будет плохо, и к тому же мои люди в конце концов увидят вас и будут стеснять.

— Или продадут меня, — добавила она.

— Что касается этого, то не бойтесь… Моя прислуга продает только то, что я у нее покупаю, милое дитя мое. Но чтобы вы полностью обрели желанный покой, я постараюсь найти вам другое помещение.

Олива, по-видимому, немного утешилась этим обещаниям. К тому же обстановка новой квартиры понравилась ей. Она была удобна, здесь были занимательные книги.

— Я вовсе не хочу уморить вас, милое дитя, — сказал Олива ее покровитель, уходя. — Если вы пожелаете видеть меня, позвоните, и я явлюсь сейчас же, если буду у себя, или тотчас же по возвращении, если меня не будет дома.

Он поцеловал ей руку и собрался выйти.

— Ах, — воскликнула она, — главное, доставьте мне скорее известия о Босире!

— Это прежде всего, — ответил граф и запер ее в комнате.

"Поселить ее в доме на улице Сен-Клод будет святотатством, — сказал он себе в раздумье, спускаясь с лестницы. — Но надо, чтобы ее никто не видел, а там ее никто не увидит. Если же, наоборот, мне будет необходимо, чтобы одно лицо увидело ее, то оно может увидеть ее только в этом доме на улице Сен-Клод. Принесем еще и эту жертву. Потушим последнюю искру факела, ярко горевшего в былые дни".

Граф надел широкий плащ, взял в секретере ключи, выбрал из них несколько, на которые взглянул растроганно, и вышел из своего дома, направляясь один пешком по улице Сен-Луи-дю-Маре.

Господин де Калиостро в одиночестве дошел до старинного дома на улице Сен-Клод, который, вероятно, не совсем забыт нашими читателями. Когда он остановился перед его воротами, уже стемнело и на бульваре виднелось всего несколько прохожих.

Цокот лошадиных копыт на улице Сен-Луи, громкий стук старых железных петель захлопнувшегося окна — вот и все звуки, раздававшиеся в этом мирном квартале в тот час, о котором мы говорим.

Собака лаяла, или, скорее, выла, в тесном дворике монастыря, и порыв прохладного ветра доносил до улицы Сен-Клод заунывный бой часов на церкви святого Павла, отбивавших три четверти.

Было без четверти девять.