Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 20. Ожерелье королевы

— Люблю я вас или нет?

— Да.

— А почему же вам это безразлично?

— Да потому, что я вас не люблю.

— Знаете, графиня, то, что я имею честь слышать от вас, не очень любезно.

— Действительно, надо сознаться, что мы начинаем разговор не с нежностей. Это факт — признаем его.

— Какой факт?

— Что я вас никогда не любила, монсеньер, как и вы меня.

— О, что касается меня, то вы не должны говорить этого — воскликнул принц почти искренним тоном. — Як вам питал большую привязанность, графиня. Не мерьте меня той же меркой, как себя.

— Послушайте, монсеньер, будем уважать друг друга настолько, чтобы говорить правду.

— А в чем заключается эта правда?

— В том, что между нами есть связь, которая гораздо прочнее любви.

— Какая же именно?

— Выгода.

— Выгода?! Фи, графиня!

— Монсеньер, я вам скажу то же, что крестьянин-нормандец говорил своему сыну о виселице: "Если ты сам чувствуешь к ней отвращение, не отбивай охоту в других". Фи! Выгода! Как вы скоры на суждение, монсеньер.

— Ну, хорошо, послушайте, графиня: предположим, что мы оба имеем какой-нибудь расчет. Каким же образом я могу служить вашим интересам, а вы моим?

— Сначала и прежде всего, монсеньер, мне хочется упрекнуть вас.

— Упрекните, графиня.

— Вы выказали по отношению ко мне недостаток доверия и, следовательно, уважения.

— Я? Когда же это, помилуйте?

— Когда? Вы не станете отрицать, что, ловко выпытав от меня все подробности, которые мне смертельно хотелось сообщить вам…

— Подробности? О чем же, графиня?

— О желании некой высокопоставленной особы иметь одну вещь, и теперь у вас есть возможность удовлетворить это желание, не сказав мне ни слова.

— Выпытать подробности, угадать желание какой-то дамы иметь какую-то вещь, удовлетворить его! Графиня, вы положительно загадка, сфинкс. Я видел голову и шею женщины, но не видел еще львиных когтей. Вы, по-видимому, собираетесь теперь показать мне их? Ну что же, пусть будет так.

— О нет, я вам не буду ничего показывать, монсеньер, так как вы вовсе не желаете что-либо видеть. Я просто разъясняю вам загадку: подробности касались всего того, что произошло в Версале, некая дама — это королева, а удовлетворение ее желания — это покупка вами вчера у Бёмера и Боссанжа знаменитого ожерелья.

— Графиня! — прошептал кардинал, вздрогнув и побледнев.

Жанна устремила на него свой самый светлый взгляд.

— Ну что вы смотрите на меня так испуганно? Разве вы вчера не покончили дело с ювелирами на Школьной набережной?

Роганы не лгут, даже женщинам. Кардинал промолчал.

И так как он готов был покраснеть, а обиду такого рода мужчина никогда не прощает женщине, вызвавшей ее, то Жанна поспешила взять кардинала за руку.

— Простите меня, принц, — сказала она, — мне хотелось поскорее высказать вам, что вы ошибались на мой счет. Вы меня считали глупой и злой?

— О графиня…

— Но…

— Ни слова больше; позвольте теперь говорить мне. Может быть, мне удастся убедить вас, так как я сейчас ясно вижу, с кем имею дело. Я ожидал встретить в вас красивую, умную женщину, очаровательную любовницу, но нашел нечто лучшее. Слушайте.

Жанна подвинулась к кардиналу, оставив свою руку в его руке.

— Вы согласились быть моей, не любя меня. Вы сами сказали мне это, — продолжал г-н де Роган.

— И снова повторяю вам то же самое, — сказала г-жа де Ламотт.

— Значит, у вас была цель?

— Конечно.

— Какая же, графиня?

— Нужно, чтобы я объяснила вам ее?

— Нет, я сам близок к истине. Вы хотите устроить мое счастье. Не ясно ли, что, в случае удачи, моей первой заботой было бы устроить и вашу будущность? Верно это? Я не ошибся?

— Вы не ошиблись, монсеньер, и моя цель именно такова. Поверьте только одному, и без лишних слов: идя к этой цели, мне не пришлось испытать антипатии или отвращения — путь был приятен.

— Вы очаровательная женщина, графиня, и говорить с вами о делах — одно удовольствие. Итак, я сказал, что вы угадали верно. Вы знаете, что мое сердце полно почтительной привязанности к кому-то?

— Я это увидела на балу в Опере, принц.

— Эта привязанность всегда будет неразделенной. О, Боже меня сохрани думать иначе!

— Э, — возразила графиня, — женщина не всегда остается королевой, и, насколько я знаю, вы вполне стоите кардинала Мазарини.

— Это был к тому же очень красивый мужчина, — со смехом сказал г-н де Роган.

— И прекрасный первый министр, — добавила совершенно спокойно Жанна.

— Графиня, в вашем присутствии можно даже не думать, а не то что высказывать свою мысль вслух. Вы думаете и говорите за своих друзей. Да, я хочу стать первым министром. Все меня побуждает к этому: и мое происхождение, и знание дел, и известное расположение ко мне иностранных дворов, и значительная симпатия французского народа.

— Словом, все, — сказала Жанна, — кроме одного.

— Кроме отвращения одного лица, хотите вы сказать.

— Да, королевы; и это отвращение — главное препятствие. Все, что любит королева, в конце концов полюбит и король; что она ненавидит, того и он не терпит.

— А меня она ненавидит?

— О!

— Будем откровенны. Я не думаю, чтобы нам следовало останавливаться на прекрасном пути — говорить только правду.

— Ну, монсеньер, королева вас не любит.

— В таком случае я погиб! Никакое ожерелье тут не поможет.

— Вот в этом вы можете ошибиться, принц.

— Ожерелье куплено!

— По крайней мере, королева увидит, что если она не любит вас, то вы любите ее.

— О, графиня!

— Мы же условились, монсеньер, называть вещи своими именами.

— Хорошо. Так вы говорите, что не отчаиваетесь видеть меня когда-нибудь первым министром?

— Я уверена, что вы им будете.

— Я никогда не простил бы себе, если бы не спросил вас в свою очередь, к чему стремится ваше честолюбие.

— Я вам скажу это, принц, когда вы будете в состоянии удовлетворить его.

— Разумно. Я жду вас в тот же день.

— Благодарю. А теперь давайте ужинать.

Кардинал взял руку Жанны и пожал ее так, как графиня того горячо желала несколько дней тому назад. Но теперь было слишком поздно.

Она отняла руку.

— Что это значит, графиня?

— Давайте ужинать, монсеньер, я уже сказала вам.

— Но я уже не голоден.

— Тогда будем беседовать.

— Но мне больше нечего сказать вам.

— Ну так расстанемся.

— Вот что вы называете нашим союзом? Вы меня прогоняете?

— Чтобы действительно принадлежать друг другу, монсеньер, — ответила Жанна, — будем вполне принадлежать сами себе.

— Вы правы, графиня; простите, что я опять ошибся в вас. О, клянусь вам, что это будет в последний раз.

Он почтительно поцеловал ее руку и не заметил насмешливой, дьявольской улыбки графини, когда говорил, что в последний раз ошибся в ней.