Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 20. Ожерелье королевы

— А рот?

— Маленький, но с довольно полными губами, особенно с нижней.

— Она высокого или среднего роста?

— Среднего.

— Какие руки?

— Безупречной формы.

— Шея?

— Длинная и тонкая.

— Выражение лица?

— Строгое и благородное.

— Произношение?

— С некоторым акцентом. Но вы, может быть, знаете эту даму, монсеньер?

— Откуда же мне знать ее, госпожа графиня? — с живостью спросил прелат.

— Я заключаю это по вашим вопросам, монсеньер. Быть может, вами руководит также чувство симпатии, связывающее между собой тех, кто занимается благотворительностью.

— Нет, сударыня, я не знаю ее.

— Но, монсеньер, нет ли у вас каких-то подозрений?

— Откуда же?

— Внушенных вам, например, этим портретом?

— А, — быстро ответил кардинал, опасаясь, не выдал ли он свои подозрения, — да, конечно, этот портрет…

— Этот портрет, монсеньер?

— … мне представляется портретом…

— … императрицы Марии Терезии, не правда ли?

— Думаю, что да.

— И вы полагаете?

— Я полагаю, что у вас была какая-нибудь немецкая дама, одна из тех, например, которые основали общество помощи бедным…

— В Версале?

— Да, в Версале, сударыня.

И кардинал замолчал.

Но было очевидно, что сомнения не оставили его и что присутствие этой коробочки в доме графини лишь усилило его недоверие.

Между тем, хотя от Жанны не ускользнуло, что у принца зародилась какая-то явно невыгодная для нее мысль, она никак не могла объяснить причину ее появления. А г-н де Роган начал подозревать, что графиня заманивает его в ловушку.

Действительно, интерес, проявляемый кардиналом ко всему, что делала королева, легко мог стать известным; такие слухи ходили при дворе и не были тайной, а мы уже рассказывали, с каким тщанием враги де Рогана старались поддержать враждебность между королевой и ее великим раздавателем милостыни.

Портрет Марии Терезии, коробочка, которой королева обыкновенно пользовалась и которую кардинал видел сотни раз в ее руках, — как попало это в руки нищей Жанны?

Правда ли, что королева сама побывала в этом бедном жилище?

И если да, то узнала ли ее Жанна? Не скрывала ли графиня для каких-нибудь целей оказанную ей честь?

Прелата обуревали подозрения, которые зародились в нем еще накануне. Имя Валуа и без того заставило его быть настороже, а теперь оказывалось, что речь шла не о бедной женщине, но о принцессе, поддерживаемой королевой, которая лично являлась к ней, чтобы оказать ей благодеяние.

Но была ли Мария Антуанетта до такой степени добра?

Тем временем Жанна, не спускавшая с кардинала глаз и читавшая на его лице все его сомнения, переживала нравственную пытку. Действительно, для человека, имеющего какую-нибудь заднюю мысль, настоящая пытка — видеть недоверие тех, кого он желал бы убедить в своей правдивости.

Молчание становилось затруднительным для обоих; кардинал прервал его первый:

— А заметили ли вы даму, сопровождавшую вашу благотворительницу? Можете ли вы описать ее?

— О, ее-то я очень хорошо разглядела, — отвечала графиня, — она высокого роста, красивая, решительного вида, с прекрасным цветом лица, с пышными формами.

— Другая дама называла ее по имени?

— Назвала один раз, но именем, данным при крещении.

— Каким же?

— Андре.

— Андре! — вздрогнув, повторил кардинал.

Это движение не ускользнуло от внимания графини де Ламотт.

Кардинал теперь все понял, и имя Андре рассеяло все его сомнения.

Действительно, всем было известно, что позавчера королева ездила в Париж с мадемуазель де Таверне. Слухи о позднем возвращении, о запертых дверях и супружеской ссоре между королем и королевой носились в Версале.

Кардинал вздохнул с облегчением.

На улице Сен-Клод не было ни ловушки, ни заговора. Госпожа де Ламотт показалась ему прекрасной и чистой, как ангел. Но надо было подвергнуть ее еще одному испытанию. Принц недаром был дипломатом.

— Графиня, — сказал он, — меня, сознаюсь, больше всего удивляет одно обстоятельство.

— Какое, монсеньер?

— Что вы, при вашем титуле и имени, не обратились к королю.

— К королю?

— Да.

— Но, монсеньер, я обращалась к королю с двадцатью ходатайствами, с двадцатью прошениями.

— И без успеха?

— Без всякого.

— Но, помимо короля, все принцы королевского дома откликнулись бы на ваши обращения. Например, господин герцог Орлеанский, который очень добр и любит иногда делать то, чего не делает король.

— Я обращалась и к его высочеству герцогу Орлеанскому, монсеньер, но безуспешно.

— Безуспешно! Это меня удивляет.

— Что же делать! Если человек беден и не имеет рекомендации, то его прошения обыкновенно не идут дальше передней принцев.

— Зато есть еще монсеньер граф д’Артуа. Люди, любящие пожить весело, иногда способны на такие хорошие поступки, каких не дождешься и от благотворителей.

— Монсеньер граф д’Артуа поступил так же, как и его высочество герцог Орлеанский и его величество французский король.

— Но ведь есть еще принцессы, тетки короля. О графиня, или я сильно ошибаюсь, или они должны были дать вам благоприятный ответ.

— Нет, монсеньер.

— Я не могу поверить, чтобы и мадам Елизавета, сестра короля, была так бесчувственна.

— Вы правы, монсеньер. Ее королевское высочество, получив мое прошение, обещала принять меня; но не знаю почему, приняв моего мужа, она, несмотря на все мои дальнейшие попытки, не пожелала дать мне более никаких известий о себе.

— Это, действительно, странно! — воскликнул кардинал.

И тотчас же продолжал, будто бы у него только что мелькнула эта мысль в голове:

— Но, Боже мой, мы забыли…

— О ком?

— О той особе, к которой вы должны были обратиться прежде всего.

— К кому же я должна была обратиться?

— К той, которая раздает милости и никому не отказывает в заслуженной помощи: к королеве.

— К королеве?

— Да, к королеве. Вы видели ее?

— Никогда, — с невозмутимой ясностью отвечала Жанна.

— Как, вы не подавали прошения королеве?

— Нет.

— Не пытались добиться аудиенции у ее величества?

— Пыталась, но неудачно.

— Но вы, по крайней мере, старались становиться на ее пути, чтобы она обратила на вас внимание и допустила ко двору? Это было бы недурное средство.

— Я никогда не прибегала к нему.

— Положительно, сударыня, вы говорите мне невероятные вещи!

— Нет, я и вправду была только два раза в Версале и видела там только двух лиц: доктора Луи, лечившего моего несчастного отца в больнице Отель-Дьё, и барона де Таверне, к которому имела рекомендацию.

— А что вам сказал господин де Таверне? Он имел полную возможность направить вас к королеве.

— Он сказал мне, что я действую очень неловко.