Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 18. Джузеппе Бальзамо. Часть 1,2,3 1994

Кроме того, если бы Андре узнала, что он здесь, не оказалось ли бы этого достаточно, чтобы она переехала или отказалась от прогулок в саду?

Гордость Жильбера поднимала его в собственных глазах!.. Какое дело было Андре до Жильбера и разве Андре пошевелилась бы ради того, чтобы быть ближе или дальше от Жильбера? Не принадлежала ли она к той породе женщин, которые не стесняются предстать после купания обнаженными перед лакеем или крестьянином, потому что не считают их за людей?..

Однако Николь к таким женщинам не относилась, и ее следовало избегать.

Вот в чем заключалась главная причина, по которой Жильбер отпрянул от окна.

Однако вскоре Жильбер опять решил выглянуть. Он осторожно приблизился к окну и бросил робкий взгляд вниз.

Другое окно, расположенное в нижнем этаже как раз под окном Николь, только что распахнулось, и в нем появился кто-то в белом: это была Андре в утреннем пеньюаре. Она пыталась отыскать под стулом туфельку, оброненную ее очаровательной ножкой.

Напрасно Жильбер пытался пробудить свою ненависть, вместо того чтобы дать волю охватившей его любви: каждый раз как он видел Андре, он испытывал те же чувства; он был вынужден прислониться к стене; сердце его яростно забилось, готовое выпрыгнуть из груди, а в жилах закипела кровь.

Но мало-помалу он пришел в себя и мог уже размышлять спокойно. Главное заключалось в том, как мы уже сказали, чтобы иметь возможность наблюдать, оставаясь незамеченным. Он схватил одно из платьев Терезы, прикрепил его булавками к веревке, тянувшейся через все окно, и стал из-за этой импровизированной занавески следить за Андре, не опасаясь быть увиденным ею.

Андре, точно так же как перед этим Николь, раскинула прекрасные белые руки, отчего ее пеньюар на мгновение распахнулся на груди; потом она свесилась на подоконник и стала с удовольствием рассматривать окрестные сады.

Ее лицо выразило удовлетворение; не привыкшая улыбаться людям, она щедро одаривала улыбкой природу. Со всех сторон она была окружена тенистыми деревьями и густой зеленью.

Андре окинула взглядом дома, окружавшие сад; дом, где жил Жильбер, не задержал ее внимания. С того места, где она находилась, можно было разглядеть лишь мансарды, так же, впрочем, как и девушку можно было увидеть только с верхних этажей. Итак, дом не заинтересовал ее. Разве юную гордячку могли интересовать люди, жившие где-то наверху?

Проведенный осмотр убедил Андре в том, что она одна, что ее никто не видит и что в ее тихое убежище не заглянет насмешливый парижский ротозей или шутник, которых так боятся дамы из провинции.

Широко распахнув окно, чтобы утренний воздух беспрепятственно мог добраться до самых отдаленных уголков комнаты, Андре подошла к камину, позвонила и стала одеваться, вернее, сначала раздеваться в полумраке комнаты.

Явилась Николь. Она развязала ремни несессера шагреневой кожи времен королевы Анны, достала черепаховый гребень и распустила волосы Андре.

В одно мгновение длинные пряди и густые завитки рассыпались по плечам девушки.

Жильбер подавил вздох. Едва ли он узнал эти прекрасные волосы, которые всегда были покрыты согласно моде и этикету слоем пудры, но узнал ее, Андре, которая, будучи полуодетой, была в своем неглиже в сто раз прелестней, чем в роскошном убранстве. Губы молодого человека пересохли и скривились, пальцы горели как в лихорадке, неподвижные глаза померкли.

Причесываясь, Андре ненароком подняла голову и остановила взгляд на мансарде Жильбера.

— Смотри, смотри, — пробормотал Жильбер, — все равно ничего не заметишь, зато я вижу все.

Жильбер ошибался: Андре все-таки различила развевавшееся на ветру платье, намотавшееся, подобно, тюрбану вокруг головы молодого человека.

z:

Она указала пальцем Николь на странный предмет.

Николь прервала свое занятие и, махнув гребнем в сторону слухового окна, казалось, спрашивала у хозяйки, правильно ли она ее поняла.

Эти жесты так поглотили внимание Жильбера, что он забылся и не заметил нового зрителя этой сцены.

Вдруг он почувствовал, как кто-то грубо срывает с его головы платье Терезы; при виде Руссо он потерялся.

— Какого черта вы здесь делаете, милейший? — нахмурившись, вскричал философ, не скрывая гнева и подозрительно разглядывая платье своей жены.

Жильбер изо всех сил пытался отвлечь внимание Руссо от окна.

— Ничего не делаю, сударь, — отвечал он, — решительно ничего.

— Ничего… Зачем же вы прятались под этим платьем?

— Солнце сильно припекает…

— Это окно выходит на западную сторону, сейчас утро… Так, говорите, припекает? Ну, молодой человек, нежные, должно быть, у вас глаза!

Жильбер что-то пролепетал, но, почувствовав, что заврался, спрятал лицо в ладонях.

— Вы лжете и боитесь, — заметил Руссо, — значит, вы поступили дурно.

Жильбера окончательно сразила логика старика, а тот решительно направился к окну.

Жильбер, трепетавший совсем недавно при мысли, что может быть замечен в окне, сделал единственное и вполне понятное движение, бросившись к окну в надежде опередить Руссо.

— Вот как! — проговорил старик тоном, от которого кровь застыла в жилах Жильбера. — В павильоне теперь кто-то живет…

Жильбер не проронил ни слова.

— А! Там кто-то есть… — мрачно продолжал философ. — Эти люди знают мой дом, потому что показывают на него друг другу пальцем.

Жильбер понял, что слишком близко подошел к окну, и отступил.

Это движение не ускользнуло от Руссо. Он уловил, что Жильбер боится быть замеченным.

— Ну нет! — воскликнул он, схватив юношу за руку. — Нет, дружище! В этом есть что-то подозрительное! На вашу мансарду обращают внимание? Извольте-ка встать вот здесь!

И он подвел оглушенного юношу к окну, словно желая выставить его напоказ.

— Нет, сударь! Нет! Пощадите! — кричал Жильбер, пытаясь вырваться.

Ему не составило бы труда отделаться от старика, потому что он был силен и ловок. Но тогда Жильберу пришлось бы оказать сопротивление тому, на кого он готов был молиться! Из уважения к старику он был вынужден сдерживаться.

— Вы знаете этих женщин, — догадался Руссо, — и они тоже вас знают, не так ли?

— Нет, нет, сударь, нет!

— Если вы незнакомы, почему же вы не желаете показаться им на глаза?

— Господин Руссо, вам случается в жизни иметь тайны, не правда ли? Так вот прошу вас пощадить меня, это моя тайна.

— А! Предатель! — вскричал Руссо. — Знаю я эти ваши тайны! Тебя подослали всякие там Гриммы или д’Ольбаки! Это они научили тебя, как втереться ко мне в доверие. Ты пробрался в мой дом, а теперь продаешь меня! Ах, какой же я болван! Любитель природы! Думал помочь ближнему, а привел в дом шпиона!..