Александр Дюма - Дюма. Том 06. Сорок пять

— Верно, — сказал на это молодой человек, — верно, я об этом деле слыхал. Обязательно пойду, черт побери!

И он вышел вместе со своими слугами.

К двум часам прибыли еще двенадцать путешественников небольшими группами.

Кое-кто явился в одиночку.

Один даже вошел, как сосед, без шляпы, но с тросточкой. Он на чем свет стоит проклинал Париж, где воры такие наглые, что неподалеку от Гревской площади, когда он пробивался через плотную толпу, с него стащили шляпу, и такие ловкие, что он не смог заметить, кто именно это сделал.

Впрочем, признавал он, вина всецело его: незачем было являться в Париж в шляпе с такой великолепной пряжкой.

Часам к четырем в гостинице Фурнишонов находилось уже около сорока земляков капитана.

— Странное дело, — сказал хозяин, — они все гасконцы.

— Что тут странного? — ответила жена. — Капитан же сказал, что соберутся его земляки. А раз он сам гасконец, то и земляки его должны быть гасконцами.

— И правда, выходит, что так.

— Ведь господин д’Эпернон родом из Тулузы.

— Правда, правда. Так ты по-прежнему считаешь, что это господин д’Эпернон?

— Ты же сам слышал — он раза три пустил “тысячу чертей”.

— Пустил тысячу чертей? — с беспокойством спросил Фурнишон. — Каких таких чертей?

— Дурак, это его любимое ругательство.

— Верно, верно.

— Удивительно только одно: у нас всего сорок гасконцев, должно было быть сорок пять.

Но к пяти часам появились и пять последних гасконцев, так что постояльцы “Меча” были теперь в полном сборе.

Никогда еще гасконские физиономии не выражали подобного изумления: целый час в зале гостиницы звучали характерные гасконские проклятия и столь шумные изъявления восторга, что супругам Фурнишон почудилось, будто весь Сентонж, весь Пуату, весь Они и весь Лангедок завладели их столовой.

Некоторые из прибывших были знакомы между собой. Так, например, Эсташ де Мираду расцеловался с кавалером, прибывшим с двумя слугами, и представил ему Лардиль, Милитора и Сципиона.

— Каким образом ты очутился в Париже? — спросил тот.

— Я приехал по делу о наследстве. А ты, милый мой Сент-Малин?

— Я получил должность в армии.

— А, вот оно что. И за тобой опять увязалась старуха Лардиль?

— Она пожелала меня сопровождать.

— И ты не мог уехать тайком, чтобы не тащить с собой эту ораву, уцепившуюся за ее юбку?

— Невозможно было: письмо от прокурора вскрыла она.

— А, так ты получил письменное извещение о наследстве? — спросил Сент-Малин.

— Да, — ответил Мираду.

И, торопясь переменить разговор, он заметил:

— Не странно ли, что эта гостиница переполнена, а все постояльцы — сплошь наши земляки?

— Ничего странного: очень уж привлекательная вывеска для благородных людей, — вмешался в разговор наш старый знакомый Пердикка де Пенкорнэ.

— А, вот и вы, дорогой попутчик, — сказал Сент-Малин. — Вы так и не договорили мне того, что начали объяснять у Гревской площади, когда нас разделила эта громадная толпа.

— А что я намеревался вам объяснить? — слегка краснея, спросил Пенкорнэ.

— Каким образом я встретил вас на дороге между Ангулемом и Анжером в таком же виде, как сейчас, — на своих двоих, без шляпы и с одной лишь тростью в руке.

— Вас это занимает, сударь мой?

— Ну, конечно, — сказал Сент-Малин. — От Пуатье до Парижа далековато, а вы пришли из мест, расположенных за Пуатье.

— Я шел из Сент-Андре-де-Кюбзака.

— Вот видите. И путешествовали все время без шляпы?

— Уверяю вас, сейчас вы все поймете. У моего отца имеется пара великолепных коней, которыми он до того дорожит, что способен лишить меня наследства после приключившейся со мной беды.

— А что за беда с вами стряслась?

— Я объезжал одного из них, самого лучшего, как вдруг шагах в десяти от меня раздался выстрел из аркебузы. Конь испугался, понес и помчался по дороге к Дордони.

— И бросился в реку?

— Вот именно.

— С вами вместе?

— Нет. К счастью, я успел соскочить на землю, не то утонул бы вместе с ним.

— Вот как! Бедное животное, значит, утонуло?

— Черт возьми, да! Вы же знаете Дордонь: ширина — полмили.

— Ну, и тогда?

— Тогда я решил не возвращаться домой и вообще укрыться от отцовского гнева где-нибудь подальше.

— А шляпа-то ваша куда делась?

— Да подождите, черт побери! Шляпу сорвало у меня с головы.

— Когда вы падали?

— Я не падал. Я соскочил на землю. Мы, Пенкорнэ, с лошадей не падаем. Пенкорнэ с пеленок наездники.

— Это уж известное дело, — сказал Сент-Малин. — А шляпа-то все же где?

— Шляпу сорвало у меня с головы. Я пытался найти ее — это ведь была единственная моя ценность, раз я вышел из дому без денег.

— Какую же ценность могла представлять ваша шляпа? — гнул свое Сент-Малин, решивший разузнать все подробности.

— Очень большую, разрази меня гром! Надо вам сказать, что перо на шляпе закреплялось бриллиантовой пряжкой, которую его величество император Карл Пятый подарил моему деду, когда, направляясь из Испании во Фландрию, он останавливался в нашем замке.

— Вот оно что! И вы продали пряжку вместе со шляпой? Тогда, друг мой любезный, вы наверняка самый богатый из всех нас. Вам бы следовало на вырученные за пряжку деньги купить себе вторую перчатку. А то ваши руки уж очень бросаются в глаза: одна белая, как у женщины, другая черная, как у негра.

— Да подождите же: в тот самый миг, когда я оглядывался, разыскивая шляпу, на нее — как сейчас вижу — устремляется громадный ворон.

— На шляпу?

— Вернее, на бриллиант. Вы знаете — эта птица хватает все, что блестит. Ворон бросается на мой бриллиант и похищает его.

— Бриллиант?

— Да, сударь. Сперва я некоторое время время не спускал с него глаз. Потом побежал за ним, крича: “Держите, держите! Вор!” Куда там! Через каких-нибудь пять минут он исчез.

— Так что вы, удрученный двойной утратой…

— Я не посмел возвратиться в отцовский дом и решил отправиться в Париж искать счастья.

— Здорово! — вмешался в разговор кто-то. — Ветер, значит, превратился в ворона? Мне помнится, я слышал как вы рассказывали господину де Луаньяку, что, когда вы читали письмо своей возлюбленной, порыв ветра унес и письмо, и шляпу и что вы, как истинный Амадис, бросились за письмом, предоставив шляпе лететь, куда ей вздумается.

— Сударь, — подхватил Сент-Малин. — Я имею честь быть знакомым с господином д’Обинье, отличным воякой, который к тому же довольно хорошо владеет пером. Когда вы повстречаетесь с ним, поведайте ему историю вашей шляпы: он сделает из нее чудесный рассказ.

Послышалось несколько сдавленных смешков.

— Э, господа, уж не надо мной ли, часом, смеются? — с раздражением спросил гасконец.

Все отвернулись, чтобы посмеяться от всего сердца.