Александр Дюма - Дюма. Том 06. Сорок пять

Хозяин любезно улыбнулся и сказал:

— Но теперь-то, я думаю, вы опять ляжете спать?

— Нет, спасибо, я уже выспался.

— Что же вы будете делать?

— Пожалуйста, одолжите мне фонарь, и я снова займусь чтением, — так же любезно ответил Шико.

Хозяин ничего не сказал. Он подал фонарь и ушел.

Шико снова приставил шкаф к двери и опять улегся в постель.

Ночь прошла спокойно, ветер утих, точно шпага Шико пронзила мехи, его раздувавшие.

На заре посланец спросил свою лошадь, оплатил расходы и уехал, думая про себя: “Увидим, что будет сегодня вечером”.

Шико все утро хвалил себя за то, что он, как нам удалось убедиться, не потерял спокойствия и терпения в ночь испытаний.

“Но, — подумал он, — нельзя дважды поймать матерого волка в ту же западню; значит, для меня наверняка изобретут какую-нибудь новую чертовщину: будем держаться настороже”.

Следуя этим чрезвычайно осторожным соображениям, Шико совершил в течение дня путешествие, которое даже Ксенофонт счел бы достойным обессмертить в своем “Отступлении десяти тысяч”.

Каждое дерево, каждая неровность почвы, каждая стена служили ему наблюдательным пунктом и естественной крепостью.

По дороге он даже заключил несколько союзов — если не наступательных, то, по крайней мере, оборонительных.

Действительно, четыре бакалейщика-оптовика из Парижа, ехавшие заказывать котиньякское варенье в Орлеане и сухие фрукты в Лиможе, удостоили принять в свое общество Шико, который назвался обувщиком из Бордо, возвращающимся по окончании дел домой. А так как Шико, гасконец по происхождению, переставал говорить с акцентом только тогда, когда это было особенно необходимо, он не внушил своим спутникам никаких подозрений.

Их отряд состоял, следовательно, из пяти хозяев и четырех приказчиков бакалейных лавок. И в количественном отношении, и по своему воинскому духу он заслуживал, чтобы с ним считались, если принять во внимание воинственные нравы, распространившиеся среди парижских бакалейщиков после организации Лиги.

Мы не станем утверждать, что Шико чувствовал чрезмерное уважение к храбрости своих спутников, но, конечно, права пословица, утверждающая, что у трех трусов меньше страха, если они вместе, чем у одного храбреца, если он один.

Шико совсем перестал бояться, как только очутился среди четырех трусов; он даже перестал оглядываться, как делал до сих пор, чтобы обнаружить возможных преследователей.

Поэтому они, болтая о политике и отчаянно хвастаясь, беспрепятственно достигли города, где намеревались все вместе поужинать и переночевать.

Поужинали, крепко выпили и разошлись по комнатам.

Шико во время кутежа не воздерживался ни от остроумия, развлекавшего его спутников, ни от муската или бургундского, поддерживавших его остроумие. Торговцы, иначе говоря, свободные люди, не слишком почтительно отзывались о его величестве короле Французском и обо всех других величествах — лотарингских, наваррских, фландрских и любых других.

И Шико отправился спать, назначив на утро свидание четырем бакалейщикам, которые, можно сказать, триумфально проводили его в отведенную для него комнату.

Четыре путешественника охраняли мэтра Шико, как принца, потому что их четыре комнаты предшествовали его собственной, расположенной в конце коридора и недосягаемой благодаря смежным дверям.

А так как в эту эпоху дороги не были надежны даже для людей, путешествующих по своим собственным делам, каждый старался на случай неприятной встречи обеспечить себе поддержку соседа.

Шико, не посвятивший своих спутников в печальные происшествия предыдущей ночи, сделал все, чтобы провести этот пункт союзного договора, который к тому же был принят единодушно.

Шико, не изменяя своей обычной осторожности, мог лечь и уснуть. И он мог сделать это тем спокойнее, что для большей уверенности он самым тщательным образом осмотрел комнату, задвинул все задвижки на дверях, запер ставни единственного окна; нечего и говорить, что он выстукал все стены, и они повсюду ответили вполне успокоительным звуком.

Но как только он заснул, произошло нечто такое, чего даже сфинкс, этот профессиональный прорицатель, никогда бы не мог предвидеть; действительно, дьявол постоянно вмешивался во все дела Шико, а дьявол хитрее всех сфинксов на свете.

Около половины десятого в дверь приказчиков-бакалейщиков, ночевавших вместе в помещении, похожем на чердак и расположенном над коридором их хозяев-торговцев, кто-то робко постучал. Один из них открыл с недовольным видом и оказался нос к носу с хозяином гостиницы.

— Господа, — сказал им хозяин, — я с радостью вижу, что вы легли спать одетые; я хочу оказать вам большую услугу. Ваши хозяева слишком разошлись за столом, говоря о политике. Видимо, один из старшин города их слышал и донес мэру, а наш город гордится своей верностью королю; мэр послал стражников, они схватили ваших хозяев и отвели в ратушу для объяснений. Тюрьма совсем рядом с ратушей; братцы, вставайте, ваши мулы вас ждут, а хозяева вас всегда догонят.

Четверо приказчиков всполошились, как козлята, скатились с лестницы, дрожа от страха, вскочили на мулов и поспешили обратно в Париж, попросив хозяина предупредить торговцев об их отъезде и направлении в случае, если те вернутся в гостиницу.

Когда хозяин увидел, как четыре приказчика исчезли за углом, он так же осторожно постучался в первую дверь по коридору.

Он так долго скребся, что первый торговец закричал громовым голосом:

— Кто там?

— Тише, несчастный! — ответил хозяин. — Подойдите к двери, да ступайте на цыпочках.

Торговец повиновался; но так как он был человек осторожный, то не открыл дверь, а, приникнув ухом к косяку, спросил:

— Кто вы?

— Разве вы не узнаете голоса хозяина гостиницы?

— Правда, но, Боже мой, что случилось?

— За столом вы слишком свободно говорили о короле, а какой-то шпион донес об этом мэру, а тот прислал стражников. К счастью, я догадался послать их в комнату ваших приказчиков, так что они заняты там, наверху, их арестом, вместо того чтобы арестовать вас.

— О-о! Что вы говорите? — воскликнул торговец.

— Чистую правду. Торопитесь! Бегите, пока лестница свободна.

— А мои спутники?

— Ох, у вас не хватит времени предупредить их!

— Вот бедняги!

И торговец торопливо оделся.

В то же время хозяин, точно вдохновленный свыше, постучал в стенку, отделявшую комнату первого торговца от комнаты второго.

Второй, разбуженный теми же словами и той же басней, тихонько открыл дверь; третий, разбуженный, как и второй, позвал четвертого, и все четверо, легко, как стайка ласточек, убежали на цыпочках, размахивая руками.