Александр Дюма - Дюма. Том 04. Королева Марго

Как мы уже сказали, в передней было пусто, когда туда входила Маргарита. Как ни легко ступала королева, Генрих услыхал ее шаги и обернулся.

— Вы, мадам?! — воскликнул он.

— Да; читайте поскорее, — сказала Маргарита и подала ему раскрытое письмо, содержавшее такие строки:

"Сир, настало время осуществить наш план. Послезавтра назначена соколиная охота вдоль Сены от Сен-Жермена до "Домиков", то есть на протяжении всего леса.

Хотя это охота соколиная, но примите в ней участие; наденьте под платье хорошую кольчугу, прихватите лучшую Вашу шпагу и выберите самую резвую лошадь из Вашей конюшни.

Около полудня, то есть в разгар охоты, как только король поскачет вслед за соколом, ускользните один — если поедете на охоту один, или с королевой Наваррской — если королева едет с Вами.

Пятьдесят человек наших будут спрятаны в павильоне Франциска I, ключ от павильона у нас; никто не будет знать, что они там, — они приедут только ночью, и ставни будут закрыты. Вы проедете дорогою Фиалок, в конце которой я буду ждать Вас, а на поляне будут Коконнас и Ла Моль с двумя свежими лошадьми: эти лошади предназначаются для смены, на случай если Ваша лошадь и лошадь ее величества королевы Наваррской устанут.

Прощайте, сир, будьте готовы Вы, — мы-то будем".

— Жребий брошен! — сказала Маргарита, повторяя через тысячу шестьсот лет слова, произнесенные Цезарем на берегах Рубикона.

— Хорошо, мадам, — ответил Генрих, — я не обману ваших ожиданий.

— Станьте героем, сир. Это не так трудно: вам только надо идти своей дорогой; а для меня поставьте красивый трон, — сказала дочь Генриха И.

Неуловимая улыбка скользнула по тонким губам Беарнца. Поцеловав руку Маргарите, он вышел первым посмотреть, можно ли ей пройти, и, выходя, стал напевать припев старинной песни:

Тот, кто строил крепко замок ,

В нем не будет жить.

Предпринятая им предосторожность оказалась не напрасной: в ту минуту, когда он отворял дверь своей опочивальни, герцог Алансонский отворил дверь своей передней; Генрих подал рукою знак Маргарите, а затем громко сказал:

— A-а! Это вы, брат мой! Добро пожаловать!

По знаку мужа Маргарита поняла, что надо делать, и убежала в туалетную комнату, вход в которую был завешен огромным гобеленом.

Герцог Алансонский вошел робко, все время озираясь.

— Мы одни, брат мой? — вполголоса спросил он.

— Совершенно одни. Что случилось? У вас такой расстроенный вид.

— Генрих, мы разоблачены!

— Каким образом?

— Захватили де Муи.

— Я знаю.

— И де Муи все рассказал королю.

— Что же он сказал?

— Что я желал занять наваррский престол и что для этого я входил в заговор.

— Экое горе! — сказал Генрих. — Вы оказались в опасном положении, мой бедный брат. Почему же вы до сих пор не арестованы?

— Я сам не знаю. Король, издеваясь надо мной, предлагал мне наваррскую корону. Он, разумеется, рассчитывал вызвать у меня какие-нибудь признания; но я не выдал ничего.

— И хорошо сделали. Святая пятница! Будем держаться крепко, от этого зависит наша с вами жизнь.

— Да, дело щекотливое, — ответил Франсуа, — поэтому, брат мой, я и пришел спросить вашего совета: как вы думаете — бежать мне или оставаться?

— Ведь вы же видели короля, если он с вами говорил?

— Конечно.

— Так вы должны были прочесть ответ в его мыслях. Действуйте на основании вашего чутья.

— Я бы предпочел остаться здесь.

Как ни владел собою Генрих, на лице его мелькнуло радостное выражение , и, несмотря на всю его мгновенность, Франсуа подметил его.

— Тогда оставайтесь, — сказал Генрих.

— А вы?

— Помилуйте! Зачем же мне ехать, если вы остаетесь здесь? Я ведь хотел уехать вместе с вами из дружбы, чтобы не расставаться с братом, которого люблю.

— Конец всем нашим планам, — сказал герцог Алансонский, — вы отступаете без боя при первом ударе злого рока.

— Я не вижу злого рока в том, что останусь здесь; с моим беспечным характером мне везде хорошо.

— Ладно, пусть так, не будем больше об этом, — ответил герцог Алансонский. — Но если вы примете какое-нибудь другое решение, известите меня.

— Ну, разумеется! Поверьте мне, я не премину это сделать. Разве мы не условились, что у нас нет тайн друг от друга?

Герцог Алансонский прекратил свои расспросы и в раздумье удалился, заметив, что в какое-то мгновение гобелен на двери туалетной комнаты чуть колыхнулся.

Действительно, как только герцог Алансонский вышел, гобелен приподнялся и появилась Маргарита.

— Что вы думаете об этом посещении? — спросил Генрих.

— Думаю, произошло что-то новое и важное.

— А что, по-вашему?

— Еще не знаю, но узнаю.

— А до этого?

— А до этого — непременно зайдите ко мне завтра вечером.

— Не премину, мадам! — ответил Генрих, любезно целуя жене руку.

И с теми же предосторожностями, с какими шла сюда, Маргарита вернулась в свои покои.

Прошло тридцать шесть часов со времени событий, описанных в предшествующей главе. День только занимался, а в Лувре все уже встали, как это бывало в дни охоты, и герцог Алансонский направился к Екатерине, помня ее наказ явиться в этот день.

Королевы-матери уже не было в ее опочивальне, но, уходя, она распорядилась на случай прихода герцога, чтобы его попросили обождать. Через несколько минут Екатерина вышла из потайного кабинета, где она уединялась для химических опытов и куда никто другой входить не смел.

Вместе с Екатериной, пропитав ее одежду или же просочившись сквозь щель только прикрытой двери, в комнату проник какой-то едкий запах, и герцог увидел в эту щель густой дым, как от сожженных ароматических курений, плававший белым облаком в лаборатории, откуда вышла королева-мать.

Герцогу не удалось скрыть любопытного взгляда.

— Да, — сказала Екатерина Медичи, — я сожгла кое-какие ветхие пергаменты, а от них пошла такая вонь, что пришлось подкинуть в жаровню немного можжевельника, вот откуда этот запах.

Герцог Алансонский поклонился.

— Ну, что у вас нового со вчерашнего дня? — спросила Екатерина, пряча в широкие рукава капота свои руки, кое-где покрытые красно-желтыми пятнами.

— Ничего, матушка, — ответил герцог.

— Вы не видались с Генрихом?

— Виделся.

— И он по-прежнему отказывается уезжать?

— Наотрез.

— Мошенник!

— Что вы сказали?

— То, что он уедет.

— Вы думаете?

— Уверена.

— Значит, он ускользнет от нас?

— Да, — ответила Екатерина.

— И вы дадите ему уехать?

— Не только дам, а скажу больше: необходимо, чтобы он уехал.

— Я вас не понимаю, матушка.

— Франсуа, выслушайте внимательно, что я скажу. Один весьма искусный врач, давший мне книгу, которую вы отнесете Генриху, уверял меня, что у короля Наваррского — начало какой-то изнурительной болезни, одной из тех, которые не милуют и против которых наука не знает никаких лекарств. Теперь вам понятно, что если ему суждено умереть от страшного недуга, то лучше пусть умрет подальше от нас, а не при дворе.