Александр Дюма - Дюма. Том 04. Королева Марго

Итак, герцог Алансонский дал Карлу дочитать главу, а когда король поднял голову от книги, сказал:

— Брат мой, я исполнил приказание вашего величества и ждал, но с большим сожалением, потому что мне надо было сказать вам одну вещь огромной важности.

— Нет! К черту разговоры! — возразил Карл, щеки которого начали розоветь — то ли от чрезмерного напряжения при чтении, то ли от начавшего действовать яда. — К черту! Если ты пришел говорить со мной все о том же, — ты уедешь, так же как брат твой Генрих. Я освободился от него, освобожусь и от тебя. Больше ни одного слова на эту тему!

— Я пришел, брат мой, поговорить не о своем отъезде, а об отъезде другого человека. Ваше величество, вы обидели меня в самом глубоком, в самом нежном моем чувстве — в моей братской любви, в моем верноподданстве, и я стремлюсь доказать вам, что я не изменник.

Карл облокотился на книгу, положил ногу на ногу и, посмотрев на Франсуа с видом человека, запасающегося терпением вопреки своим привычкам, сказал:

— Ну, какой-нибудь новый слух? Какое-нибудь обвинение, придуманное сегодня утром?

— Нет, сир, дело вполне достоверное: заговор, который я только по какой-то смехотворной щепетильности не решался вам открыть.

— Заговор? — спросил Карл. — Послушаем, какой там заговор!

— Сир, пока вы будете охотиться вдоль реки и по долине Везине, король Наваррский свернет в Сен-Жерменский лес, где его будет ждать отряд друзей, и с их помощью он убежит.

— Так я и знал, — ответил Карл. — Новая клевета на моего бедного Анрио! Вот что — когда вы оставите его в покое?

— Вашему величеству не надо долго ждать, чтобы убедиться — клевета или нет то, что я имел честь сказать вам.

— Убедиться? Но как?

— Наш зять убежит сегодня вечером.

Карл встал с места.

— Слушайте, в последний раз я делаю вид, что верю вашим вымыслам; но предупреждаю и тебя и мать — это в последний раз.

Затем он громко крикнул:

— Позвать ко мне короля Наваррского!

Один из стражей двинулся, чтобы исполнить приказание, но Франсуа жестом остановил его.

— Так делать не годится, брат мой, — сказал он, обращаясь к королю, — так вы ничего не узнаете. Генрих отречется, предупредит своих сообщников, они все разбегутся, а тогда и меня, и мою мать обвинят уже не в игре воображения, а в клевете.

— Чего же вы хотите?

— Чтобы вы, ваше величество, во имя нашего родства послушались меня, чтобы во имя моей преданности, в которой вы убедитесь, ничего не делали сгоряча. Действуйте так, чтоб настоящий преступник, тот, кто в течение двух лет изменял вашему величеству в мыслях, рассчитывая изменить потом и делом, наконец был признан виновным на основании неопровержимых доказательств и наказан по заслугам.

Карл ничего не ответил, прошел к окну и отворил его: кровь стучала у него в висках. Затем, быстро обернувшись, спросил:

— Хорошо! Как поступили бы вы сами? Говорите, Франсуа.

— Сир, — начал герцог Алансонский, — я бы велел оцепить Сен-Жерменский лес тремя отрядами легкой кавалерии, с тем чтобы они в условленное время, например часов в одиннадцать, двинулись облавой, сгоняя всех, кто окажется в лесу, к павильону Франциска Первого, который я, будто случайно, назначил бы местом сбора перед обедом. Затем я сделал бы вид, что скачу за соколом, а как только увидал бы, что Генрих отделился от охоты, — поскакал бы к месту сбора, где и застал бы его с сообщниками.

— Мысль хорошая, — сказал король, — велите командиру моей охраны прийти ко мне.

Герцог Алансонский вынул из-за колета серебряный свисток на золотой цепочке и свистнул. Явился командир. Карл подошел к нему и шепотом отдал ему распоряжения.

В это время его борзая Актеон, делая игривые скачки, схватила какую-то вещь, начала ее таскать по комнате и раздирать своими острыми зубами.

Карл обернулся и разразился ужасной руганью. Оказалось, Актеон схватил драгоценную книгу о соколиной охоте, существовавшую, как мы уже сказали, лишь в трех экземплярах на всем свете. Наказание соответствовало преступлению: Карл хлестнул арапником, и он со свистом обвился тройным кольцом вокруг собаки. Актеон взвизгнул и залез под стол, накрытый огромным гобеленом и служивший Актеону убежищем в подобных случаях.

Карл поднял книгу и очень обрадовался, увидав, что не хватало только одной страницы, да и та заключала не текст, а лишь гравюру. Он старательно поставил книгу на полку, откуда Актеон уже не мог ее достать. Герцог Алансонский смотрел на это с беспокойством. Ему хотелось, чтобы книга, выполнив свое страшное назначение, теперь ушла от Карла.

Пробило шесть часов. В это время король должен был сойти во двор, где теснились дамы и кавалеры, одетые в богатые одежды, верхом на лошадях в богатой сбруе. Сокольники держали на руке соколов в клобучках; у нескольких выжлятников висели через плечо рога — на случай если королю надоест охота с ловчими птицами и он захочет, как это не раз бывало, поохотиться на дикую козу или лань.

Король сошел вниз, предварительно заперев дверь в оружейную палату. Герцог Алансонский, горящим взглядом следивший за каждым его движением, видел, как он положил ключ в карман.

Сходя вниз, король остановился и приложил руку ко лбу. Ноги его дрожали, но и у герцога они дрожали не меньше, чем у короля.

— Мне кажется, — сказал герцог, — будет гроза.

— Гроза в январе? Ты с ума сошел, — сказал Карл. — У меня кружится голова, и я чувствую какую-то сухость в коже. Нет, просто я устал. — Потом тихо про себя прибавил: — Своею ненавистью и заговорами они меня убьют.

Но, как только король ступил во двор, свежий воздух, крики охотников, шумные приветствия ста приглашенных на охоту произвели на него обычное действие. Он вздохнул радостно, свободно. Прежде всего он отыскал глазами Генриха. Генрих был рядом с Маргаритой.

Казалось, эти образцовые супруги так любили друг друга, что не могли расстаться.

Увидав Карла, Генрих поднял на дыбы лошадь и, заставив ее сделать три курбета, очутился рядом с королем.

— Ого, Анрио, — произнес Карл, — вы выбрали такую лошадь, как будто собрались скакать за ланью, а вам известно, что сегодня охота с соколами.

Затем, не дожидаясь ответа, он повернулся к собравшимся:

— Едем, господа, едем! Нам надо быть на месте охоты к девяти часам, — сказал он почти грозным тоном, нахмурив брови.

Екатерина смотрела из окна. Из-за приподнятой занавески виднелось ее бледное, прикрытое вуалью лицо, фигура в черном одеянии терялась в полумраке.

По сигналу Карла вся раззолоченная, нарядная, благоухающая компания участников охоты вытянулась лентой, чтобы проехать в пропускные ворота Лувра, и выкатилась лавиной на дорогу в Сен-Жермен, сопровождаемая криками толпы, приветствовавшей короля, который ехал впереди на белоснежной лошади, задумчивый и озабоченный.