Александр Дюма - Дюма. Том 03. Две Дианы

— Государь, помилуйте, будьте рассудительны! — бросилась к нему Мария.

— Нет, я дойду до конца! Я буду ждать этих "верноподданных", и, клянусь, первый же непочтительный негодяй убедится в том, что я ношу шпагу отнюдь не для красоты!

Бежали мгновения. Залпы повторялись все чаще и чаще. Бедный кардинал уже не мог говорить от страха, король гневно стиснул кулаки. Мария Стюарт восклицала:

— Но почему к нам никто не приходит с вестями? Неужели опасность так велика, что никому нельзя сойти с места?

Король наконец потерял терпение.

— Это подлое ожидание просто невыносимо! — закричал он. — Все что угодно, только не это! Нужно самому вступить в схватку, и тоща все разъяснится. Пусть главнокомандующий примет меня волонтером.

Франциск двинулся к двери, Мария стала перед ним:

— Государь, что вы делаете? Вы же совсем больны!

— У меня ничего не болит. Меня душит негодование!

— Но погодите, государь, — вмешался кардинал. — На этот раз шум действительно стихает. Да и стреляют реже… Вот идет паж, и, конечно, с новостями.

— Государь, — доложил вошедший паж, — герцог де Гиз поручил мне сообщить вашему величеству, что протестанты постыдно дрогнули и обратились в бегство.

— Наконец-то! Вот удача! — воскликнул король.

Паж удалился.

— Вот видите, государь, — возликовал кардинал, — разве я не говорил, что все это сущие пустяки и что мой доблестный брат живо разделается с этим сбродом?

— Ох, милый дядюшка, — заметил король, — как это сразу к вам вернулось ваше мужество!

В эту минуту раздался еще один оглушительный взрыв.

— Что это такое? — спросил король.

— В самом деле… Очень странно… — сказал кардинал.

Его снова охватил озноб, но, к счастью, страх был непродолжителен, ибо тут же в залу вбежал капитан Ришелье. Лицо у него почернело от пороха, в руке — зазубренная шпага.

— Государь, — обратился он к королю, — мятежники бегут. Они успели подорвать одну из дверей, но не причинили нам при этом никакого вреда! Уцелевшие мятежники перешли через мост и укрепились в одном из домов предместья Вандомуа, где мы их без труда и прикончим… Ваше величество, можете взглянуть из этого окна на расправу…

Король подскочил к окну, кардинал стал рядом, королева поодаль.

— Так и есть, — сказал кардинал, — теперь осаждены уже они. Но что это?.. Дом-то горит!..

— Государь, его подожгли мы, — доложил капитан.

— Прекрасно! Чудесно! — завопил в восторге кардинал. — Полюбуйтесь, государь, как они прыгают из окон!.. Другой!.. Третий!.. Четвертый!.. Еще и еще!.. Слышите, как они вопят!

— Боже мой! Бедняги! — всплеснула руками Мария Стюарт.

— Но мне кажется, — заметил король, — я различаю в наших рядах султан и перевязь нашего брата Конде. Неужели это он, капитан?

— Да, ваше величество, — подтвердил Ришелье. — Он все время со шпагой в руках был вместе с нами, точнее, рядом с герцогом де Гизом.

— Вот видите, кардинал, — усмехнулся король, — его не нужно было уговаривать!

— Ему ничего другого и не оставалось, — ответил кардинал, — его высочество принц слишком многим рисковал.

— Посмотрите! — вдруг закричала Мария Стюарт. — Пламя охватило весь дом! Он сейчас обрушится на головы несчастных!

— Обрушится! — оповестил король.

А кардинал заключил:

— Ура! Конец!

— Уйдемте отсюда, государь, вам будет нехорошо! — забеспокоилась Мария, увлекая короля в сторону.

— Да, — задумчиво проговорил Франциск, — мне все-таки их жаль…

И он отошел от окна, где кардинал в одиночестве все еще упивался страшной картиной.

Послышался голос герцога де Гиза, и в ту же минуту он сам, спокойный и гордый, вошел в залу. За ним плелся принц Конде, пытаясь всеми силами не выказывать своего уныния и унижения.

— Государь, все кончено, — обратился герцог де Гиз к королю, — мятежники понесли кару за свои преступления. Я воздаю хвалу Господу за то, что он оберег ваше величество от опасности. После того что я видел, мне стало ясно, что опасность эта была больше, чем мне казалось. Среди нас нашлись и предатели.

— Не может быть! — воскликнул король.

— Да, — подтвердил герцог. — При первой же атаке гугенотов их поддержали солдаты, которых привел Ла Мотт. Они ударили на нас с тыла и на какое-то время овладели городом. Но могло быть и того хуже, если бы мятежников поддержал еще капитан Шодье, брат министра. Однако он опоздал и явился к шапочному разбору.

— Благодарю вас, друг мой, — ответил король герцогу. — Я вижу, что Господне благоволение особенно ярко проявилось в этой стычке… Так поспешим в часовню, вознесем Ему благодарность!

— А затем, — заметил кардинал, — надо будет распорядиться о казни уцелевших преступников. Государь, вы, надеюсь, будете присутствовать при казни вместе с государыней и со своей матушкой?

— А разве это… необходимо? — с неохотой промолвил король, направляясь к выходу.

— Да, это необходимо, — настаивал кардинал, следуя за ним. — Я считаю своим долгом предупредить ваше величество, что нунций его святейшества считает ваше присутствие на первом аутодафе вашего царствования совершенно необходимым. Там будут все, в том числе и принц Конде. Разве вы можете не быть при этом, ваше величество!

— Но Господи Боже, не опережаем ли мы события? Ведь виновные еще не осуждены.

— Они уже осуждены, ваше величество!

— Пусть так, — заключил король. — У вас еще будет время и место, чтобы убедить меня в этой ужасной необходимости. А сейчас пойдемте, господин кардинал, преклоним колени перед алтарем и возблагодарим Господа за то, что он отвратил от нас опасность такого заговора.

— Государь, — заметил, в свою очередь, герцог де Гиз, — все же не следует преувеличивать значение событий и придавать им большую важность, чем они заслуживают. Ведь это была простая смута, только и всего.

В манифесте, обнаруженном судебными крючкотворами, было сказано, что повстанцы "не посягают ни на венценосную особу короля, ни на принцев крови, ни на государственный строй", и все-таки их обвинили в открытом мятеже, а посему их ждала обычная участь побежденных в гражданской войне.

В те времена у гугенотов было мало шансов на помилование даже в тех случаях, если они были просто мирными и покорными верноподданными. И действительно, кардинал Лотарингский проявил себя в судопроизводстве как истинный церковник и неважный христианин. Он поручил ведение дел замешанных в мятеже вельмож судебной палате города Парижа и канцлеру Оливье. И судебная машина завертелась с завидной быстротой: допросы снимали мгновенно, приговоры выносили еще быстрее.

Ну, а для рядовых участников восстания даже и формальности признавались излишними; их попросту вешали и колесовали тут же, в Амбуазе, не утруждая разбирательством судебную палату.