Александр Дюма - Дюма. Том 03. Две Дианы

Таким образом, в эту холодную декабрьскую ночь Екатерина Медичи и Карл Лотарингский не находили себе места от беспокойства. Впрочем, волновала их не столько жизнь или смерть молодого короля, сколько собственная победа или поражение. Одна лишь Мария Стюарт, самоотверженно ухаживая за своим любимым супругом, не ломала себе голову над тем, что сулит ей будущее.

Не следует думать, что взаимная глухая ненависть Екатерины и кардинала хоть в какой-то мере отражалась в их поведении или в словах. Напротив, никогда они не были столь учтивы и столь благожелательны друг к другу, как сейчас.

И как раз в ту минуту, когда Франциск заснул, они, давая пример нежнейшей дружбы, вполголоса делились своими заветными, задушевными мыслями. Оба они придерживались правил итальянской политики, образчики которой мы уже видели в действии: Екатерина, как всегда, скрывала свои тайные мысли, а Карл Лотарингский, как всегда, делал вид, будто он ни о чем не подозревает.

Так они и беседовали, уподобившись двум шулерам, которые играют по-своему честно, хотя и пользуются краплеными картами.

— Да, государыня, — вздыхал кардинал, — да, этот бестолковый канцлер л’Опиталь упорствует в своем нежелании подписать приговор принцу. До чего же вы, государыня, были правы, когда полгода назад открыто противились его назначению вместо Оливье!

— Упорствует? И нет иной возможности преодолеть его сопротивление? — спросила Екатерина, которая сама же внушала л’Опиталю мысль об этом сопротивлении.

— Я его запугивал, я перед ним заискивал, я всячески его улещал, — уверял Карл Лотарингский, — но он остался непреклонен.

— Но почему не воздействует на него герцог?

— Ничто не может стронуть с места овернского мула! К тому же мой брат объявил, что не намерен вмешиваться в это дело.

— В этом-то и главное препятствие! — заметила Екатерина, с трудом скрывая свою радость.

— Но есть один способ, которым можно обойти всех канцлеров мира.

— Есть способ? Какой же?

— Дать подписать приговор королю!

— Королю? Разве король имеет на это право?

— Да, и в крайнем случае мы к нему прибегнем.

— Но что скажет канцлер? — заволновалась Екатерина.

— Поворчит, по своему обыкновению, погрозит, что вернет печать… — спокойно ответил Карл Лотарингский.

— А если действительно вернет ее?

— Тем лучше! Помимо всего, мы еще и избавимся от крайне неприятного надзора!

Помолчав, Екатерина спросила:

— Когда, по-вашему, должен быть подписан приговор?

— В эту же ночь, государыня.

— А коща он будет приведен в исполнение?

— Завтра.

Королеву бросило в дрожь:

— В эту ночь! Завтра! И не думайте об этом! Король болен, слаб, он в полузабытьи, он даже не способен понять, чего вы от него требуете…

— Для того чтобы подписать, понимать не нужно.

— Но он же пера в руке не удержит!

— Его руку можно направить, — продолжал Карл Лотарингский, наслаждаясь ужасом, который сквозил во взгляде его любезной собеседницы.

— Прислушайтесь к моему совету, кардинал, — многозначительно проговорила Екатерина. — Конец моего несчастного сына ближе, чем вы предполагаете… Знаете ли вы, что мне сказал Шапелен, главный врач? Чудом будет, что он доживет до завтрашнего вечера!

— Тем больше шансов у нас поторопиться, — холодно заметил кардинал.

— Хорошо, но если Франциска Второго завтра не станет, на престол взойдет Карл Девятый и регентом при нем, вероятно, будет король Наваррский. Какой страшный счет он предъявит вам за позорную гибель своего брата! Не придется ли вам на себе узнать, что такое суд и приговор?

— Э, государыня, кто ничем не рискует, тот никогда не выигрывает! — горячо воскликнул раздосадованный кардинал. — И потом, кто знает, будет ли Антуан Наваррский регентом? Кто знает, не ошибся ли этот самый Шапелен? Король-то все-таки жив!

— Тише, дядя! — замахала руками Мария Стюарт. — Вы разбудите короля… Глядите, вы же его разбудили…

— Мари… Где ты? — раздался слабый голос Франциска.

— Я здесь, рядом с вами, государь.

— Как тяжело… Голова как в огне… А в ухе будто все время кинжалом ворочают. Эх, все кончено, со мною все кончено…

— Не говорите так! — разрыдалась Мария.

— Бедная, милая Мари! А где Шапелен?

— В соседней комнате. А здесь ваша матушка и мой дядя кардинал. Хотите на них взглянуть?

— Нет, нет, только на тебя, Мари… Повернись немного в сторону… Вот так… Чтобы мне хоть разок еще поглядеть на тебя…

— Мужайтесь, — заговорила Мария, — Бог милостив…

— Тяжело… Я ничего не вижу… плохо слышу… Мари, где твоя рука?

— Вот она… — всхлипнула Мария, припав головой к плечу мужа.

— Душа моя принадлежит Богу, а сердце — тебе, Мари! Навсегда!.. И умереть в семнадцать лет!..

— Нет, нет, вы не умрете! Боже, за что такая кара?

— Не плачь, Мари… Мы встретимся там… В этом мире я ни о чем не жалею, только о тебе… Мне кажется, что без меня ты будешь страдать… ты будешь одинока… Бедная ты моя… — Обессилев, король откинулся на подушки и погрузился в тяжелое молчание.

— Нет, вы не умрете, вы не умрете, государь! — воскликнула Мария. — Слушайте, есть еще одна, последняя возможность, и я верю в нее…

— Что вы этим хотите сказать? — удивилась Екатерина.

— Да, — ответила Мария, — короля еще можно спасти, он будет спасен. Существует на свете один знаменитый человек, тот самый, что спас в Кале жизнь моему дяде…

— Мэтр Амбруаз Парэ? — спросил кардинал.

— Да, мэтр Амбруаз Парэ! Могут сказать, что он окаянный еретик и что если он даже согласится помочь королю, то доверять ему все равно нельзя…

— Это сущая правда, — перебила ее Екатерина Медичи.

— А если я ему доверяю? Я! — воскликнула Мария. — Истинный гений не бывает предателем! Тот, кто велик, государыня, тот и благороден! Я послала за ним надежного друга, который обещал сегодня же его привести.

— И кто же этот друг? — спросила Екатерина.

— Это граф Габриэль де Монтгомери.

И не успела Екатерина рта раскрыть от возмущения, как г-жа Дейелль, первая статс-дама Марии Стюарт, вошла в комнату и доложила своей госпоже:

— Граф Габриэль де Монтгомери прибыл и ждет приказаний, государыня!

— О, пусть он войдет! Пусть войдет! — с надрывом крикнула Мария.

— Погодите! — властно отчеканила Екатерина Медичи. — Не впускайте этого человека, пока я не уйду. Возможно, вы и жаждете доверить жизнь сына тому, кто лишил жизни его отца, но я-то отнюдь не желаю снова видеть и слышать убийцу моего супруга! Все это возмутительно, а посему я удаляюсь до его прихода.

И она вышла, даже не взглянув на своего умирающего сына. Но зато, уходя в свои покои, она намеренно не задернула портьеру и, захлопнув дверь, тут же жадно приникла к замочной скважине, дабы слышать и видеть все, что произойдет в комнате короля.