Александр Дюма - Дюма. Том 02. Асканио

— Любимого ученика Бенвенуто?

— Его самого, месье, этого святошу, похожего на мальчика из церковного хора и с виду скромного, как девушка. Недаром говорится, что внешность обманчива!

— Как интересно! Значит, Асканио вышел из дому, но для чего?

— Вот именно — для чего? Этот вопрос задавал себе и я. Но скоро все выяснилось. Оглядевшись по сторонам, как Герман и Паголо, и убедившись, что поблизости никого нет, он притащил из литейной лестницу и, приставив ее к плечам Марса, полез наверх. Лестница находилась по другую сторону статуи, так что я потерял Асканио из виду и уже начал подумывать, куда это он запропастился, как вдруг у Марса загорелись глаза.

— Ну уж это вы просто заговариваетесь, милейший! — воскликнул Мармань.

— Да нет же, сущая правда, виконт! И если бы я не знал, в чем тут дело, сознаюсь, мне было бы не по себе. Но я видел, как Асканио полез на статую, а потому был уверен, что он-то и зажег свет.

— Но что понадобилось Асканио ночью в голове Марса?

— Вот-вот, тот же вопрос задал себе и я! А так как никто не мог мне ответить, я решил разобраться во всем сам. Я изо всех сил пялил глаза, и наконец мне показалось, что я вижу через глазницы Марса привидение. Честное слово! В голове статуи был призрак женщины в белом платье, и перед ней на коленях, как перед святой мадонной, стоял наш Асканио. К сожалению, мадонна сидела ко мне спиной, и я не видел ее лица, но я видел шейку. О! Что за чудесные шейки бывают у привидений, виконт, прямо-таки лебяжьи! И белые-белые, как снег! И с каким обожанием глядел Асканио на призрак! Вот нечестивец! Тут я сразу понял, что это не привидение, а самая обыкновенная женщина. Каково?! Прятать любимую в голове Марса! Что вы на это скажете, милейший?

— Гм-гм… действительно, все это очень странно, — улыбаясь и в то же время что-то соображая, пробормотал Мармань. — Весьма странно. И вы не догадываетесь, кто эта женщина?

— Просто ума не приложу. А вы?

— Я тоже… Ну, а потом? Что же было потом?

— Потом? Я так расхохотался, что потерял равновесие и свалился со своего сука и если бы при этом не ухватился за другой сук, то непременно сломал бы себе шею. Тогда я решил, что, раз уж я все видел и к тому же проделал половину пути, лучше всего отправиться восвояси. Так я и поступил: вышел потихоньку за ворота и пошел домой, все еще смеясь, а по дороге повстречался с вами, и вы заставили меня рассказать эту историю. И если вы друг Бенвенуто, посоветуйте, что мне делать. Ну, что касается госпожи Перрины, это ее личное дело; милейшая дама — совершеннолетняя, значит, вправе располагать собой. Но как быть со Скоццоне? Как быть с прелестной Венерой, поселившейся в голове Марса?

— Вы хотите, чтобы я дал вам совет?

— Да, как честный человек! Видите ли, я оказался в довольно затруднительном положении, мой дорогой… мой дорогой… э-э-э… Вечно я забываю ваше имя!

— Мой совет — молчать. Тем хуже для простофиль, которые позволяют водить себя за нос. А теперь, милейший Жак Обри, разрешите поблагодарить вас за приятную компанию и занятный рассказ, ибо я вынужден вас покинуть. Плачу вам доверием за доверие, мой друг: мы на улице Отфей, а здесь живет дама моего сердца.

— Прощайте, мой славный, мой дорогой, мой превосходный друг! — вскричал Жак Обри, пожимая виконту руку. — Вы дали мне мудрый совет, и я непременно ему последую. Желаю вам удачи, и да хранит вас Купидон!

И попутчики расстались. Мармань отправился дальше по улице Отфей, а Жак Обри свернул на улицу Пупе, чтобы выйти по ней на улицу Арп, в самом конце которой находилось его жилище.

Мармань солгал, уверив незадачливого школяра, что он не подозревает о том, кем может быть демон в образе девы, перед которым стоял на коленях Асканио. Он сразу понял, что в голове Марса поселилась Коломба; и чем больше думал об этом, тем больше убеждался в справедливости своей догадки. Негодяй оказался в затруднительном положении. Как мы уже говорили, ему хотелось насолить всем троим: прево, графу д’Орбеку и Челлини, а это никак не получалось. В самом деле, если он сохранит тайну, граф и прево останутся в своем прискорбном неведении, но зато будет ликовать Челлини; и, наоборот, объявив о похищении Коломбы, он повергнет в отчаяние Бенвенуто, но тем самым поможет прево отыскать дочь, а графу — невесту. Поэтому он решил хорошенько поразмыслить и найти наиболее выгодное для себя решение.

Мармань недолго колебался. Он знал, что по каким-то непонятным для него причинам герцогиня д’Этамп заинтересована в женитьбе д’Орбека на Коломбе, и решил на следующее же утро все рассказать фаворитке короля. Таким образом, он поднимется во мнении герцогини, доказав ей, что если он и не храбр, то хотя бы проницателен. И, приняв это решение, он в точности его выполнил.

По счастливой случайности, приходящей иногда на помощь человеку в дурных делах, все придворные в это утро были в Лувре, куда они отправились на поклон к Франциску I и Карлу V. Вот почему, когда герцогине д’Этамп доложили о приходе виконта де Марманя, у нее были лишь двое преданных ей друзей: прево и граф д’Орбек. Мармань почтительно поклонился герцогине, она же ответила ему своей обычной высокомерно-покровительственной и слегка презрительной улыбкой. Но это ничуть не обескуражило Марманя, ибо герцогиня так улыбалась не только ему, а очень и очень многим придворным. К тому же он знал, что стоит ему сказать одно слово, и эта презрительная улыбка сменится самой благожелательной.

— Ну как, мессир д’Эстурвиль, — сказал он, обращаясь к прево, — ваше блудное дитя все еще не вернулось?

— Вы опять за прежнее, виконт! — угрожающе вскричал прево, побагровев от гнева.

— Полно, полно, зачем же горячиться, достойный друг? — продолжал Мармань. — Я спросил об этом лишь потому, что, в случае если вы еще не нашли Коломбу, я мог бы указать, где ваша голубка свила себе гнездышко.

— Вы? — самым дружеским тоном спросила герцогиня. — Но где же, где? Говорите, говорите скорей, любезный господин де Мармань!

— В голове статуи Марса, которая стоит у Бенвенуто в парке Большого Нельского замка…

Разумеется, читатель вместе с Марманем угадал правду, какой бы странной на первый взгляд она ни казалась. Итак, Коломба скрывалась в голове колосса. Марс, по выражению Жака Обри, приютил Венеру. Бенвенуто вторично призвал искусство на помощь судьбе, художника — на помощь человеку. Он не только вкладывал в свои статуи гениальный замысел и талант скульптора, но и вверял им свою участь. В первый раз, как известно, он связал со своим творением план побега. Теперь он доверил огромной статуе свободу Коломбы и счастье Асканио. Однако, дойдя в повествовании до этого места, мы, чтобы внести некоторую ясность, должны вернуться назад.