Ярослав Ивашкевич - Хвала и слава. Том 2

— Дядя, а немцы к вам не заглядывают?

Никогда прежде Геленка не называла Януша дядей. А теперь начала подражать Анджею. Видно, ей для чего-то понадобилось это фиктивное родство.

Януш ответил отрицательно:

— Никогда не заглядывали.

Он привык ни о чем не спрашивать. И раньше-то он не отличался любопытством, а сейчас тем более. Геленка заняла одну из комнаток наверху и спускалась вниз или приходила, что Януша тоже почти не интересовало, только к обеду.

Присутствие Геленки за столом сначала тревожило Януша. Он не мог привыкнуть к ее красоте. Особенно сходство Геленки с Юзеком Ройским мешало ему спокойно с ней беседовать; каждое ее слово, каждая улыбка будили в нем давно забытые сны. Но и к этому он привык спустя несколько дней.

Глядя в ее ясные, с косым разрезом глаза, Януш вспоминал скорее фразу, услышанную в горах: «Ты уж никогда не будешь с ними», чем прежние времена. Разумеется, он тогда не мог быть с ними. Но, заметив, что Геленка не такая, как в те времена, веселая, гримасничающая, что она может быть ему сестрой в грусти, в разочаровании, в беде, он почувствовал к ней горячую симпатию. Она была теперь не так красива, как несколько лет назад, но стала как будто более близкой. Огромную разницу в возрасте, которая существовала между ними, как-то сгладила общая беда. Поэтому немного погодя Януш обнаружил в себе какие-то перемены.

Хотя Януш с самого начала войны, пожалуй, еще раньше, после возвращения из Испании и Рима, постоянно пребывал в какой-то прострации — состоянии духа, которое легко определить словами «ни к чему», — он все же вскоре почувствовал, что с приездом Геленки многое изменилось в Коморове. Изменилось самое главное — настроение. А если меняется настроение, то меняется и все остальное. Не ощущалось уже вялой меланхолии, которую распространял вокруг себя Януш и которой подчинялись его домашние. Что-то происходило в доме. Януш не знал, в чем причина — в красоте ли Геленки или попросту в ее молодости. Иные жизненные интересы были той новью, которую внесло в его дом присутствие девушки.

И в себе самом заметил Януш некоторую перемену. Словно бы пробуждение чего-то нового. Словно бы слабой тени надежды. А может, все это и обойдется — и с войной, и вообще со всем человечеством?

Когда они сидели втроем за обедом, Янушу достаточно было взглянуть на золотую прядь, вьющуюся надо лбом «малышки», на луч света, преломлявшийся в витках этой пряди, на отблеск осеннего дня, отраженный в ее зрачках, чтобы почувствовать эту перемену. Порой ему казалось, что нет войны, нет чудовищных зверств гитлеровцев, которые этой осенью бесчинствовали вовсю, а есть только осеннее солнце, осыпающее светлыми бликами косу девушки. Януш почти не разговаривал с Геленкой. Слишком поглощенный работами в теплицах и строительством нового крыла оранжереи, он обычно перебрасывался лишь несколькими словами с Ядвигой: отправлено ли то или это? Кто поедет в Сохачев и не надо ли ехать в Варшаву?

Но Ядвига не дала себя обмануть этим безразличием. Как-то она спросила:

— Чего ты так теряешься за столом?

Януш только пожал плечами.

— Je t’embête, oui [79] Я тебе наскучила, да (франц.). , — мрачно произнесла Ядвига и вышла, громко хлопнув дверью.

«Только этого мне еще не хватало», — подумал Януш.

Однако вечером, за ужином, он вспомнил:

— Я видел вас когда-то в горах, на Хале Гонсеницовой.

Геленка внимательно посмотрела на него.

— Когда вы нас видели, дядя? — спросила она.

— Перед самой войной. Ты была с Анджеем и еще с каким-то чернявым пареньком…

— Это был Бронек.

— Вы шли на Кшыжне?

— Да. Анджей хотел сделать сюрприз, не говорил нам, какой вид открывается с Кшыжны…

— А это великолепный вид.

— Целая панорама.

— Вероятно, это была для вас большая неожиданность…

— Да, — как бы собираясь с мыслями, проговорила Геленка, — но, собственно, по пути туда я пережила большую…

— Какую?

Геленка вдруг оживилась. Януш никогда ее такой не видел. Сначала это его озадачило, потом он все понял. В страшные годы оккупации та экскурсия была для девушки светлым воспоминанием, единственным событием, к которому хотелось мысленно возвращаться, — та пешая прогулка с братом и его другом, который наверняка именно тогда стал ее возлюбленным.

— Удивительно приятная была прогулка, — сказала она, улыбаясь и словно бы отбрасывая вдруг всю свою серьезность — серьезность конспиратора, человека, который так много знает.

«Интересно, носит ли она при себе цианистый калий?» — невольно подумал в этот момент Януш.

— Удивительно приятная была прогулка, — повторила Геленка, глядя мимо Януша в окно, словно видела там пройденный тогда путь. — Ведь мы шли пешком… Бронек всегда говорил: «Мы шли пешком от Кракова до Закопане», но это было не совсем так. Мы доехали до Мыслениц автобусом… и только потом двинулись до шоссе.

— Долго шли? — поинтересовался Януш.

— Три дня, — ответила Геленка и, взглянув на Януша, со вздохом добавила: — То были самые счастливые дни в моей жизни.

— И какой вас ждал сюприз?

— Мы не пошли по шоссе прямо до Кликушовой, а свернули в Рабку. Я никогда не была в Рабке и не знала, красиво там или нет. А вы бывали когда-нибудь в Рабке, дядя? — спросила она с внезапным любопытством.

Януш испытующе посмотрел на нее. Геленка изменилась до неузнаваемости, казалось, это была другая девушка. Ее восхитительные черты утратили скованность — улыбка озарила их изнутри. Она слегка выпячивала красиво очерченные губы, у глаз сбежались мелкие морщинки, и на щеке снова появилась ямочка, которая некогда придавала ей столько очарования.

— Нет, никогда не был, — ответил он. — И что же ты там нашла особенного?

— Ах, это была такая неожиданность, когда мы подошли к старому костелу. Я совершенно выдохлась и рухнула, как колода, вод первым попавшимся деревом. Я видела, что деревья там старые и раскидистые, но не заметила, до чего же огромные…

— Ты, должно быть, утомилась. Жуткое дело — столько протопать пешком…

Януш старался изъясняться в стиле Геленки, между тем она забыла о своих обычных словечках и выражалась очень литературно. Это поразило Януша.

— Деревья как деревья, — продолжала девушка. — Но когда я взглянула на костел, то онемела от восторга; только схватила Бронека за руку и воскликнула: «Взгляни, взгляни…»

— Это деревянный костел?

— Из лиственницы. Но когда его видишь словно присевшим среди могучих, высоких лип и ясеней, он кажется совершенно нереальным. Точнее, он построен не из дерева, а из чего-то другого. Попросту чудится, что весь из шелковых полотнищ. Ты будешь надо мной смеяться, дядюшка… — вдруг заколебалась Геленка, — будешь презирать меня. Ведь я действительно ничего не видела. Но все-таки мне кажется, что этот костел потрясающе прекрасен. Всюду был бы прекрасен.