Ярослав Ивашкевич - Хвала и слава. Том 2

— Sind Sie in Heidelberg zu Hause? [88] Вы не из Гейдельберга? (нем.).

Молодой человек ничего не ответил, только ткнул Януша дулом пистолета в поясницу, подталкивая вперед, к гестаповцу, который ждал его у стола.

«С меня достаточно, — подумал Януш, — все равно конец. Не собираюсь быть мучеником…»

Он сделал еще шаг к стоявшему перед ним немцу в каске и, переложив брошюру из левой руки в правую, слегка ударил по носу вопившего гестаповца.

— Ruhe! [89] Тихо! (нем.). — произнес он очень спокойно, но громко.

Это было его последнее слово на этой земле. Два выстрела оглушительно грохнули в маленькой комнатке. Януш оперся грудью о стол и, скользнув по нему, свалился, как манекен, на кучу бумаг. Кровь его полилась на груду заметок, записей и вечно хранившихся в тайне интеллигентских стихов. Он успел еще подумать, что всякий конец бывает таким вот неожиданно бессмысленным.

— И я уже ничего не сделаю, — попытался даже прошептать он.

Но пурпурная мгла уже заволакивала его сознание, словно руки смерти рвали края какого-то щита, а потом ударили в самую его середину — и больше уже ничего не было.

— Na, der ist fertig [90] Ну, этот готов (нем.). , — сказал высокий красивый немец из Гейдельберга.

Спыхала поселился на Брацкой, 20, в давней комнатушке Януша. Обосновался он в ней с ведома Мышинского, когда тот был еще жив. Ведь Януш в годы оккупации почти не показывался в Варшаве. И вот теперь, когда Януш погиб, Казимеж освободил его комнату, уступив ее, к большому неудовольствию панны Теклы, своему отцу.

Поздней осенью 1943 года старый Спыхала объявился в Варшаве сам не свой. Всю его семью — они по-прежнему жили в Баранувке — зверски убили бендеровцы. Старик поехал в город кое-что купить, загулял там, возвратился довольно поздно — и это спасло ему жизнь. Зато в подожженном, но так и не загоревшемся доме он нашел мать Казимежа, Ганку и двоих ее детей, которые лежали в лужах крови с перерезанными глотками и вылезшими из орбит глазами. Сабина со своим землемером еще в сороковом году подалась во Львов, и вестей от нее не было. Старик приехал в Варшаву и однажды в ноябрьский, очень хмурый день предстал перед Спыхалой. Кто дал ему этот адрес, как он сообразил, где искать сына, — добиться от него было невозможно. Какой-то инстинкт, который теплился в бесхитростной, простецкой душе старого Спыхалы, привел его из опустошенной Баранувки в Варшаву, а в Варшаве — в особняк Билинских.

Конечно же, это был инстинкт: старик уже почти совсем выжил из ума, главное, что он ничего не понимал. Не понимал, кто вырезал его семью, какая была связь между украинскими националистами и немцами, кто такие большевики, чья армия неотвратимо движется на запад, — он не понимал ничего. Весь свет заслонила ему личная его трагедия. Перед его глазами постоянно маячили трупы вырезанной родни, и если он открывал рот — а он, старый Спыхала, стал болтлив, — то говорил только об этом. Панне Текле часами приходилось выслушивать его, и всякий раз это была одна и та же история.

«Счастье, что мои родители не дожили до таких страстей», — так неизменно кончал он свое повествование.

И поразительное дело, в голове старого Спыхалы все настолько перепуталось, что ему представлялось, будто вместе с растерзанными телами его близких в подожженном доме остался и труп младшего сына, Яся, хотя тот умер много-много лет назад, еще в Соловьевке, у железной дороги. Спыхалу больше всего мучило как раз то, что отец вспоминал маленького Яся, смерть которого для Казимежа была самым страшным потрясением его ранней молодости. И не рассказ об убийстве матери и сестры, а напоминание о смерти Яся делало болтовню отца просто невыносимой.

Впрочем, на выслушивание отцовских элегий времени у Спыхалы оставалось мало. Целыми днями его не бывало дома, частенько он и не ночевал. Жил Казимеж в крохотном будуарчике рядом со спальней Оли, но и ее не видел неделями. Старик, сообразив, однако, что сын неуловим, в самое немыслимое время поднимался с постели и пробирался вниз, в будуар, где спал Казимеж, чтобы поболтать с ним. Казимежа больше всего смущало то, что старик совершенно не мог взять в толк, где он живет, и не разбирался в установившихся в доме взаимоотношениях. В голове его к тому же никак не укладывалось, что Оля — это не Марыся Билинская, и он постоянно подозревал сына, будто тот говорит так, просто-напросто не желая «в этом» признаться.

Утром — солнечным утром 1 августа 1944 года {96} 96 Стр. 457. ...утром 1 августа 1944 года... — В этот день в Варшаве началось восстание против гитлеровских оккупантов. Его рядовые участники — бойцы отрядов АК, присоединившиеся к восстанию отряды Армии Людовой, население столицы — были воодушевлены патриотическим порывом и проявили массовый самоотверженный героизм. Организаторы же и руководители восстания — лондонское правительство и командование Армии Крайовой — преследовали узко корыстные и реакционные цели: любою ценой захватить власть в столице до прихода советских войск, упрочить позиции эмигрантских властей, воспрепятствовать развитию демократической революции, укреплению власти и влияния созданного 22 июля 1944 г. Польского комитета национального освобождения. Они игнорировали неблагоприятную для восстания военную обстановку, не поставили в известность о восстании ни советское командование, ни демократические подпольные организации, не разработали оперативных планов, начали восстание при наличии прочного превосходства гитлеровских сил над повстанческими в районе восстания, при необеспеченности восставших оружием и боеприпасами. Восстание длилось 63 дня, привело к почти полному разрушению польской столицы и к гибели около 200 тысяч ее жителей. 2 октября командование АК капитулировало перед немецко-фашистскими войсками. — старый Спыхала вскочил с постели в пять часов, натянул на себя «что было» и торопливо зашлепал по скрипучей черной лестнице к сыну. Он очень удивился, застав Казимежа уже одетым, выбритым и собирающимся идти в город.

— Чего ты вскочил-то чуть свет? — спросил он, усаживаясь на стул у самых дверей. — И куда это ты?

Спыхала молчал.

— Да чего же ты не ответишь-то по-человечески?

Старик решительно не понимал, что не обо всем можно теперь говорить и что всего лучше вообще не задавать вопросов.

Ни с того ни с сего он выпалил:

— А говорят, русак-то уже на Праге {97} 97 ... говорят , русак-то уже на Праге . — Варшавское восстание совпало с моментом, когда войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, освободившие летом 1944 г. значительную часть территории Польши, отбивали севернее и южнее Варшавы контратаки гитлеровских частей и производили перегруппировку сил. Новые наступательные операции, явившиеся помощью восстанию, были развернуты, когда для них возникла возможность: 6 сентября войска 2-го Белорусского фронта взяли город Остроленку (на северо-восток от Варшавы), а 10 сентября перешли в наступление войска 1-го Белорусского фронта (в его составе действовали части Войска Польского, созданного в СССР). 14 сентября они овладели Прагой — правобережной частью Варшавы. На следующий день части Войска Польского создали несколько плацдармов на левом берегу Вислы, но не смогли их удержать (командование АК, препятствуя контакту подчиненных ему отрядов с Войском Польским, распорядилось отвести их подальше от плацдармов). Производились также операции по оказанию помощи повстанцам с воздуха. .