Ярослав Ивашкевич - Хвала и слава. Том 2

Но ужин не получился ни веселым, ни торжественным, а был печальным и скорее напоминал поминки. По ком или по чем эти поминки — трудно было догадаться. Во всяком случае, бабушка не принимала к сведению то, что ее сын — причем уже второй — где-то запропастился, и даже сказала Оле, когда они шли через сени в горницу ужинать:

— Не тревожься, Оля, он найдется.

— Дорогая мама, — сказала Оля, — для меня это ужасно…

— Такого еще не было, чтобы он не нашелся, — сказала сентенциозно бабка, и юноши не могли удержаться от улыбки, услышав это решительное заявление.

Все уселись за стол в чистой, но с очень низким потолком комнате, и Анеля подавала на стол. Антек считал своим долгом помогать ей. Анджей с удивлением поглядывал на него. Дома Антек никогда не обнаруживал склонности к каким-либо хозяйственным делам.

За столом довольно долго царило молчание. Ужин был немудреный: простокваша с картошкой, салат из помидоров, яичница…

Бабка настаивала, чтобы все выпили по рюмочке водки. Оля отказывалась, ссылаясь на усталость, ведь они сегодня проехали больше двадцати километров. Недалеко от Венгрова, рассказала она, произошел неприятный случай. Немцы во время обыска их повозки обнаружили пистолет Спыхалы. Впрочем, когда Казимежа спросили, есть ли у него оружие, он признался сразу. Только потому его не застрелили. Немец, отобравший пистолет, сказал Оле, держа в руке оружие: «Вы знаете, что я могу расстрелять его без суда? За ношение оружия расстреливают на месте».

— Он, видно, принял пана Спыхалу за твоего мужа, — сказала Голомбекова.

— Наверно, — вставил Ромек, потому что все другие замолчали.

— Неужто он и вправду мог его застрелить? — спросила старуха с сомнением и беспокойством.

— Конечно, мог, — сказал Спыхала, — война есть война.

В конце концов выпили пару рюмок водки. Молодежь тотчас повеселела — и Анеля, и Антек, и Анджей; а Ромеку, у которого от усталости слипались глаза, водка сразу ударила в голову. Все начали рассказывать забавные и не очень-то забавные истории о пережитых неделях. Вестей из Варшавы, собственно, не было, сюда доходили только сплетни да охрипший голос Стажинского {62} 62 Стр. 274. Стефан Стажинский (1893—1943) — был в сентябре 1939 г. гражданским комиссаром обороны Варшавы, оставался на своем посту до конца борьбы, был взят в плен и убит гитлеровцами. .

Не увидев все это собственными глазами, невозможно было даже представить себе осаду и защиту Варшавы (Варшава — открытый город) или хотя бы эту возможность убийства Спыхалы просто так, у дороги, на мостке через ров — на том месте, где подорвался подъезжающий немецкий автомобиль, где взлетели на воздух трое молодых солдат, где убит какой-то еврей, ехавший в фурманке… Ведь еще совсем недавно здесь шла жатва, росла зеленая, высокая и веселая кукуруза и бегали зайцы.

Антек, видно, хотел порисоваться перед Анелей и в который уже раз рассказал историю, как его оставили в лесу вместе с двумя солдатами. Так как он уже не однажды повторял эту историю и Анеле, и самому себе, то немного ее приукрашивал. Но мать слушала с увлечением, смотрела на него и не могла успокоиться? совсем иным, чем обычно, казался ей сейчас ее сын. Вообще в голове у нее не укладывалось, что это ее сын, маленький Антек, любимый племянник пани Кошековой. Такой строптивый, замкнутый и словно бы менее развитый, чем Анджей. А теперь он показался ей совсем взрослым — много курит и довольно непринужденно рассказывает о своих военных подвигах. «Воином стал, — подумала Оля. — Что это за каста такая — воины? Почему человечество без них не может? Для чего они предназначены? Разве война — это неизбежность?» — спрашивала она себя. Оля почувствовала, что и на нее действует водка, — начала философствовать. Колышко всегда говорил, что водка пробуждает в ней склонность к философствованию. И вдруг при воспоминании о Колышко ее осенило: ведь это его она тогда видела издали, это он подошел к автомобилю Франтишека и стал что-то говорить ему.

На несколько вопросов Спыхалы Антек ответил неохотно, и даже, можно сказать, невежливо. Оля забеспокоилась. Может, захмелел от водки, которой угостила их бабка? Водка была крепкая, настоянная на черной смородине и выдержанная несколько лет. Видно, понравилась мальчикам, и они выпили ее слишком много.

Впрочем, Ромек сразу же пошел к лошадям и завалился спать в закутке позади овина, там, где Анеля первое время прятала Антека. Бабушка, однако, чувствовала себя неважно и сразу же после ужина снова легла. Оле была приготовлена постель в той же комнате на диване. Спыхале и мальчикам Анеля постелила в горнице.

Оля еще немного посидела с сыновьями.

— Слыхала, мама? Антек не хочет ехать с нами в Варшаву, — сказал Анджей. — Он считает, что здесь ему будет безопаснее.

— Ты что же, Антек, не будешь учиться? — спросила Оля.

— А ты думаешь, мама, немцы дадут нам учиться?

Анджей иронически улыбнулся.

— Знаешь, Антек, мама держится того же мнения, что и тот немец, который говорил с нами: «La guerre est finie». Маме кажется, что мы возвращаемся домой и начнется нормальная жизнь.

Антек пожал плечами.

— А там уже ничего нет — ни дома, ни дела, ни вещей, может, даже и самой Варшавы уже нет. Знаешь (Антек только сейчас сообщил Анджею эту важную новость), вчера подписана капитуляция. По радио было сообщение. Варшава сдана.

— А Стажинский?

— Стажинский служит по-прежнему.

— Вот видишь, — сказала Оля, — жизнь входит в норму.

— Да ты что, мама, — Анджей рассердился, — ты и в самом деле так думаешь? Станем слугами Гитлера, и все придет в норму?

— Именно поэтому я и не поеду с вами, — серьезно сказал Антек. — Я не могу спокойно слушать то, что сказала мама. Все придет в норму! Да как может, я вас спрашиваю, прийти в норму? После всего того, что произошло? Как можем мы вообще мириться со всем этим?

Анджей добавил:

— И наверняка не смиримся.

Оля вздохнула.

— Я понимаю, — сказала она, — но надо же еще немного пообольщаться. Поговорим обо всем в Варшаве. Трудно судить на расстоянии. Ты правда не едешь с нами?

— Я уже сказал, мама. В общем, когда вы там осмотритесь, Анджей напишет мне. Не исключено, что и в Варшаве что-нибудь можно будет сделать.

— А ты думаешь, будет такая работа? — с тревогой спросила Оля.

— Так ведь вряд ли все сразу успокоится. Думаю, в лесах много наших разбитых частей…

— Да разве им справиться с регулярной немецкой армией?

— Ведь мы не одни. Ты ведь слышала, у нас есть союзники.

Это сказал Анджей, но Антек только рассмеялся.

— Много они нам помогли!

— Собственные силы — это маловато.

— Да ну к черту все это. Лучше всего, как Ордон {63} 63 Стр. 276. ... как Ордон ... — Речь идет о герое стихотворения Адама Мицкевича «Редут Ордона» (1832), взорвавшем во время осады Варшавы царскими войсками в 1831 г. склад боеприпасов и погибшем при взрыве. Мицкевич написал стихотворение по рассказу одного из участников восстания: Ордон действительно существовал, командовал артиллерией одного из укреплений, но не погиб, а остался жив и эмигрировал. , подвести фитиль под редут и взорвать все это. Другого выхода нет. Конец.