Томас Манн - Поздние новеллы

Ибо Яхве имел переменную дислокацию — это было связано, как и еще кое-что, с Его незримостью. Он находился на Синае, Он находился на Хориве, а теперь вот, едва немного обустроились в Кадесе, в селениях амаликитян, Моисей соорудил Ему дом и здесь — шатер невдалеке от собственного, который назвал шатром встречи, или шатром собрания, а еще скинией собрания и где разместил священные предметы, являющиеся подручным материалом для почитания Безобразного. Преимущественно это были предметы, которые Моисей ввел, памятуя о культе мадианитянского Яхве: в первую очередь своего рода сундук с шестами для переноски, на котором, по словам Моисея — а уж он-то знал, — незримо восседало Божество и который, если, например, в попытке отомстить надвинется Амалик, нужно взять на поле битвы и нести перед собой. Далее, подле сундука хранился жезл с головой змеи, именуемый также Медным змеем, в память о трюке Аарона, с благими намерениями проделанном перед фараоном, но все-таки с сопроводительным значением, что это вместе с тем и жезл, который Моисей простер над Чермным морем, дабы оно расступилось. Но особенно шатер Яхве таил еще так называемый ефод, потрясаемый карман, из которого выскакивали «да» или «нет», «справедливо» или «несправедливо», «хорошо» или «плохо», жребий оракула «урим и туммим», когда в случае возникновения трудного вопроса, для людей неразрешимого, приходилось взывать непосредственно к третейскому суду Яхве.

Однако в основном возникавшие между людьми спорные и правовые вопросы Моисей решал сам, замещая Яхве. Это было даже первое, что он сделал в Кадесе — учредил судебное присутствие, где в определенные дни улаживал тяжбы и вершил право: там, где начинался самый сильный источник, испокон веков называвшийся Ме-Мерива, то есть «источник тяжбы»; там он вершил право, источая его священным, как выбивающаяся из-под земли вода. Но если подумать, что в сферу его единоличной юрисдикции входило целых двенадцать тысяч пятьсот душ, то можно прикинуть, как он был измучен. Ведь вокруг его седалища у источника толпилось несметное количество людей, поскольку право для забытого и заброшенного рода являлось чем-то совершенно новым, поскольку род до сих пор едва ли подозревал о его существовании — а теперь вот узнал, что, во-первых, право совершенно непосредственно связано с незримостью Бога и Его святостью, находится под Его покровом, а во-вторых, включает в себя и нарушение права; этого простой люд долго никак не мог понять. Ибо полагал, что там, где вершится право, правым должен оказываться каждый, и поначалу не хотел верить, будто кто-то может получить по праву и так, что он по праву не получит и придется уйти несолоно хлебавши. Такой человек скорее всего жалел потом, что не уладил дело с противником по старинке, при помощи камня в кулаке, вследствие чего оно, возможно, приняло бы иной оборот, и с большим трудом учился у Моисея, что это против незримости Бога и что никто не уйдет несолоно хлебавши, благодаря праву не получив по праву; так как право в его святой незримости сколь красиво, столь и достойно, вне зависимости оттого, признает ли оно кого правым или неправым.

Так что Моисею приходилось не только вершить право, но и учить праву, и был он крайне измучен. Он ведь сам в фиванском интернате изучал право, египетские свитки с установлениями и законы Хаммурапи, евфратского царя. Это помогало ему в судебном следствии по многим делам, как, например, если вол забодает мужчину или женщину до смерти, то вола следует побить камнями и мяса его не есть, но владелец вола не виноват, за исключением тех случаев, когда вол, что все прекрасно знали, вообще был бодлив и владелец плохо стерег его, тогда и его участь решена, если только он не даст выкуп в размере тридцати серебряных шекелей. Или если кто раскроет яму и как следует не покроет ее, так что упадет в нее вол или осел, то владелец ямы должен покрыть причиненный потерпевшему ущерб деньгами, а падаль будет его. Или если еще что случалось из членовредительства, жестокого обращения с рабами, краж, взломов, повреждения посевов, поджогов или злоупотребления доверенным имуществом. Во всех подобных случаях и сотне других Моисей выносил решение, опираясь на Хаммурапи, определял правых и неправых. Но для одного судьи это было слишком много, место у источника было забито битком, и, ответственно проводя следствие по каждому отдельному случаю, учитель не успевал, многое приходилось откладывать, все время добавлялись новые дела, и был он измучен больше всех.

Потому можно считать большой удачей, когда в Кадесе Моисея посетил его мадианитянский тесть Иофор и дал добрый совет, до которого сам он по добросовестному своему самочинию не додумался бы. Поскольку вскоре после прибытия в оазис Моисей послал в Мадиам к тестю, чтобы тот вернул ему жену Сепфору и сыновей, которых он передал тому на время египетских волнений. Но Иофор любезно приехал лично вручить ему жену и сыновей, обнять его, поглядеть, что да как, и услыхать, как все прошло.

Это был дородный шейх, с ясным взором, размеренными, артистичными жестами, светский человек, князь развитого, весьма опытного в общественном смысле народа. После крайне торжественной встречи он вошел к зятю в шатер и не без изумления узнал, как невероятно проявил себя с Моисеем и Моисеевыми людьми один из его богов, и именно безобразный среди них, как сумел избавить их из руки египтян.

— Кто бы мог подумать! — сказал Иофор. — Он, пожалуй, могущественнее, чем мы предполагали, и то, что ты мне рассказываешь, вселяет в меня опасение, что мы до сих пор слишком им пренебрегали. Я позабочусь о том, чтобы он и у нас был в большей чести.

На следующий день было намечено публичное всесожжение, из тех, что Моисей устраивал редко. Он не преувеличивал значение жертвоприношений; они для Незримого не столь существенны, говорил он, жертвы приносят и другие — другие народы мира. А Яхве говорит: «Прежде всего Моего голоса послушайте, что есть — раба Моего Моисея, тогда Я буду вашим Богом, а вы — Моим народом». Но на сей раз была назначена жертва убиения и всесожжения, как для ноздрей Яхве, так и в честь приезда Иофора. А еще на следующий день рано утром Моисей взял тестя к «источнику тяжбы», чтобы тот поприсутствовал на процессе и посмотрел, как Моисей судит народ. И стоял народ пред ним с утра до вечера, и о том, чтобы управиться, не могло быть и речи.

— Я тебя умоляю, господин мой зять, — молвил гость, когда они с Моисеем покидали место заседания, — что же ты себя; так мучаешь! Сидишь там один, а народ толпится вокруг тебя с утра до вечера! Что это такое делаешь ты?

— Но я обязан, — отвечал Моисей. — Народ приходит ко мне, и я сужу между тем и другим и показываю право Божие и законы Его.