Михай Бабич - Калиф-аист. Розовый сад. Рассказы

— Видите, я даже после вашего письма решилась на такое унижение — прийти сюда. Даю такую пищу толкам и пересудам! Стараюсь не думать о том, что можете вообразить обо мне вы, со своей низменной мужской фантазией. Что с вами, Францика? Если вы больны, позвольте мне ухаживать за вами! Вы ведь сидели у моего ложа, когда я хворала…

— Не болен я, — простонал Франци, не решаясь даже высунуть руку из-под одеяла, чтобы гостья не заметила его наготы.

Ирен уловила его намерение защититься и придала ему гораздо более трагичный смысл.

— Фу, какой злюка, даже руки мне не подаст! Что я такого сделала, чем перед вами провинилась, что еще вчера вы меня целовали, а сегодня даже руки не хотите протянуть?

— Я без ночной сорочки, — пробормотал Франци.

Однако Ирен не вняла этому простому и фривольному объяснению. Ирен предпочла удариться в сантименты, закатить сцену, полагая, что Франци нелегко будет это выдержать.

— Чем я провинилась, что вы выставили меня на посмешище? Неужели я от вас это заслужила? Да вы хоть представляете себе, каково положение незамужней девицы в Гадороше? Если вы не хотели на мне жениться, то отчего не сказали об этом раньше? Каково мне теперь будет перед людьми показаться?

Эта мысль и в самом деле заставила Ирен расчувствоваться, к горлу ее подступили рыдания.

— Мыслимое ли дело так поступать со мной, Францика! Отчего вы не сказали мне раньше? Что бы вам стоило быть со мной хоть чуть пооткровенней?

— Я не мог, — задыхаясь выговорил Франци. — Я был не в состоянии… боялся причинить вам боль…

— Зачем же понадобилось огорчать бедняжку маму?

— У меня этого и в мыслях не было… Ведь именно потому… — начал было Франци.

— Вы написали маме, будто не хотите сделать меня несчастной.

— Именно поэтому я считал своим долгом…

— Не пытайтесь оправдаться, Францика. Какие тут могут быть оправдания? Вы не хотите сделать меня несчастной и в то же время выставляете на посмешище, ждете до последней минуты, чтобы скандал вышел громче. Он, видите ли, не хочет сделать меня несчастной! Сколько я ходила сюда, изо дня в день, думала, что вью свое семейное гнездо! — Голос ее срывался от рыданий. — А он лежит тут в моей постели и смеется.

— Я не смеюсь.

— Изволь теперь прокрадываться в собственный дом, как преступница, как грешница, вступившая на дурную стезю. Уже сегодня вечером весь город станет перемывать мне косточки. Ну и пусть, мне теперь все равно! Если уж я сюда явилась, Францика, то не позволю выпроводить себя в два счета. Как бы вы ни поступали по отношению ко мне подло и неблагодарно, но вы больны, и мое место здесь, возле вас.

— И вовсе я не болен, — угрюмо пробурчал Франци. Он был несколько сбит с толку такой непоследовательностью: ведь Ирен не могла знать заранее, что застанет его в постели, с какой же стати она теперь выступает в роли сиделки?

Но для Ирен это был удобный предлог затянуть свой визит до тех пор, покуда не удастся достичь результата. Долго промучившись со шляпной булавкой, она наконец сняла шляпу и положила на стол; осушив слезы, неторопливо повела речь:

— Полно, Францика, не стоит дуться. Давайте рассуждать как разумные люди и добрые друзья. Я не собираюсь принуждать вас к чему бы то ни было, но ведь теперь поздно идти на попятный. Согласитесь: вы хотите невероятного. Сами вы увязли в расходах, меня же безнадежно скомпрометировали. Отчего бы нам не пожениться хотя бы на месяц? Вас это ни к чему не обязывает, а для меня все-таки меньше сраму остаться женщиной в разводе, нежели обманутой и брошенной девицей. Развод получить нынче нетрудно, и такая ситуация будет пикантнее, не правда ли, Францика?

Францика молчал как убитый.

Ирен присела на краю постели и потянулась к руке Франци. Правда, от всей руки выглядывали лишь кончики пальцев, судорожно пытавшиеся удержать одеяло у подбородка и никоим образом не ответившие на жест Ирен. Девушка лишь слегка прикоснулась к пальцам Франци — на большее она не решилась, не желая рисковать. И говорила, говорила без умолку, чтобы скрыть утрату своего превосходства.

— Ну, неужели вам не нравится эта роскошная постель, эта дивная квартира? Что теперь с ней станет? Право, жаль трудов! Как мы с тетушкой Илкой старались, обставляли ее для вас, сколько мечтали! Да и вы как радовались каждому новому приобретению!..

Франци молчал.

Ирен охватил панический страх, как бы разговор и вовсе не оборвался.

— Вам удобно лежать?

— Удобно.

— Вы довольны постелью?

— Да.

— Тетушки Кати здесь нет?

— Она уже ушла домой.

— Значит, мы одни?

— Одни.

Ирен встала и отодвинула чуть подальше лежавшую на столе шляпу.

— Да будет вам известно, Францика: та постель, в которой вы лежите, предназначалась для меня. А что, если я сейчас лягу в вашу? Что вы на это скажете?

Но Франци не сказал ничего.

— Теперь уже безразлично, — продолжала Ирен. — Весь город знает, что я нахожусь здесь. Вам удалось раз и навсегда скомпрометировать меня, Францика. Отчего вы так кутаетесь, вам не жарко?

— Нет, — Франци с отчаяния сморозил явную глупость.

— Да у вас пот со лба льет ручьями! Позвольте, Францика, я вытру! — Франци почувствовал на лбу прикосновение прохладного и сильно надушенного платка. — Вот чудак: в этакую жару чуть ли не с головой залезть под одеяло! Неужели только из-за меня вы стараетесь соблюсти приличия? Эка невидаль — полураздетый мужчина! Меня такой ерундой не запугаешь, я вдоволь насмотрелась на своего братца. Но здесь и вправду жара, дышать нечем: тетушка Кати неплотно прикрыла жалюзи.

Ирен принялась демонстративно расстегивать блузку, а Франци столь же демонстративно отвернулся, чтобы не видеть этого.

Как бы проделала эту операцию бывалая, многоопытная женщина? — размышляла про себя Ирен. Она перебирала в памяти примеры, известные случаи, когда та или иная девица, по слухам, раздобыла себе мужа неправедным путем… то есть вынудив мужчину жениться. Ирен была готова на все, но не знала, каким образом действовать. Внезапно она снова села на край постели и с отчаянной решимостью склонилась к Франци. Молодой человек увидел колышущуюся над ним полурасстегнутую блузку, женские руки обхватили его за шею, выбившаяся прядь волос хлестнула его по глазам, так что он, пытаясь защититься, рефлекторным движением выдернул руку из-под одеяла; одеяло сползло, обнажив голые, отвратительно белые мужские плечи. Франци лежал под одеялом без сорочки.

— Я не одет, — пробормотал он, краснея, точно застигнутый на какой-либо непристойности. В этот момент неожиданно резкий звук прорезал тишину прогретой затемненной квартиры: прозвенел дверной звонок.

Франци и Ирен не шелохнувшись смотрели друг на друга. С минуту стояла такая тишина, что слышно было, как меж деревянных планок жалюзи гудят шмели.