Уильям Дюбуа - Цветные миры

Поэтому Англия и Америка, направляемые коварной рукой крупного капитала, едва ли не сознательно принесли Францию в жертву Германии. Несмотря на все свое, казалось бы, уважение к французской культуре, правящие круги Англии на протяжении девяти веков ненавидели французов, а ее монархи долгое время титуловали себя «королями Франции». Америка смотрела на Францию свысока, считая ее страной, помешавшейся на эротике и не гнушающейся даже «черномазыми», но в то же время и страной изысканной кухни, отличных манер и одежды. Это влекло за собой как льстивые комплименты, так и жестокую зависть. Пусть боши муштруют этих лягушатников! А потом Америка и здесь «примет дела».

Но если на европейском театре военных действий Америка проявляла медлительность, то на Дальнем Востоке она, не раздумывая долго, ринулась в бой. Здесь были задеты ее самолюбие и престиж.

В морской пехоте было немало черных парней, месивших своими ногами грязь на тропических островах от Гавайи до Японии, умиравших на Иводзиме и Окинаве. Они страдали от лихорадки, грубого обращения офицеров и расовой дискриминации. Но их жалобы не были слышны в Америке, и лишь немногие из них вернулись домой, чтобы рассказать о том, что они пережили. На Филиппинах они вспоминали своих черных братьев времен испано-американской войны; они видели, как знаменитый капельмейстер Уолтер Лавинг погиб под пулями японской гвардии.

В сражениях, развернувшихся в начале 1942 года в Коралловом море и вблизи атолла Мидуэй, Соединенные Штаты приступили к уничтожению японского флота, который, растянувшись вдоль границ новой обширной империи, созданной Японией, слишком оторвался от своих баз. Американская армия окольными путями начала медленное и дорогостоящее движение к Японии; оно могло продлиться несколько лет, но, не будучи остановлено, рано или поздно стало бы для Японии роковым. Ведь Япония с ее 83 миллионами жителей и ограниченными ресурсами воевала в одиночку против богатейшей страны мира, имеющей 150 миллионов жителей, и, конечно, нуждалась в помощи.

В конце 1942 года к судье Мансарту в его служебный кабинет в Нью-Йорке явился некий японский джентльмен. Он заявил, что знаком с одним индийцем, чьи интересы Мансарт успешно защищал много лет тому назад. Японец производил впечатление благовоспитанного, хорошо образованного человека, несомненно занимающего видное положение в обществе. По его словам, он собирался покинуть США, имея в кармане специальный паспорт. Начав с общих тем, японец перешел к конфиденциальному разговору.

— Судья Мансарт, мне хотелось бы спросить у вас под строжайшим секретом, не думаете ли вы, что американские негры будут готовы помочь Японии, если им представится такая возможность?

— Каким же образом? Сочувствием, политической поддержкой или… шпионажем?

— Не только этими способами, но и… восстанием?

— Нет, — сказал судья. — Я не думаю этого.

Японец невозмутимо продолжал:

— Я слышал, что ваш народ все еще находится во власти рабской психологии и никакая дискриминация, никакие оскорбления не вызывают у него ничего, кроме бессильных слез и молитв.

— Отчасти это так, но не совсем. Да, мы плачем и молимся, но мы и упорно трудимся, проявляя при этом терпение и благоразумие; наши общественные организации успешно развивают свою деятельность. Все это позволяет нам на деяться, что со временем мы сможем достигнуть в нашей стране полного равноправия с белыми.

— Но когда вам удастся достигнуть этой цели при нынешних темпах развития? Через сто лет? Или через тысячу? Простите, я не хочу быть неучтивым. Мы, японцы, слишком хороню знаем, как много времени требуется на то, чтобы заставить белый мир признать равноправие цветных народов. Сейчас мы ведем отчаянную борьбу с целью ускорить темп прогресса. Если я правильно вас понял, вы не склонны думать, что ваш народ может оказать нам помощь?

— Да, вы поняли меня правильно. Я не вижу для этого каких-либо реальных возможностей.

— Не все согласятся с вами. Ваши тюрьмы переполнены ожесточившимися жертвами произвола. Ваши улицы кишат нищими неграми, брошенными на произвол судьбы, о которых деятели Нового курса вспоминают в последнюю очередь или же не помнят совсем. От североамериканских индейцев, насчитывавших в XVI веке миллион человек, осталось всего триста тысяч. У них нет любви к родине. В США живет четверть миллиона японцев, родившихся в Америке; у большинства из них отняли их собственность, а их самих загнали в концентрационные лагеря. Они готовы на все. Существуют миллионы белых американцев — целая треть населения страны, — настолько униженных и лишенных всяких надежд, что они легко могут понять наши чувства. Разве все это не благодатная почва для восстания, мистер Мансарт?

— Возможно, если бы условия жизни ухудшились. Но если они улучшатся…

— Они не улучшатся, — сказал японец. — Прошу прощения. Мои чувства заставили меня забыть о благоразумии. Есть факторы, способные воспламенить эти огромные запасы горючего. Есть Негритянский конгресс и коммунистическая партия. Есть профсоюз проводников спальных вагонов во главе с социалистом, который неоднократно получал оплеухи от Американской федерации труда и угрожал когда-то походом на Вашингтон. Эти люди изо дня в день подрывают мощь вашей страны. Но я говорю слишком много лишнего. Прошу вас, не думайте, что я какой-нибудь заговорщик. Я не замышляю никаких заговоров и не знаю никого, кто бы их затевал. Но я вижу, что горючее уже готово вспыхнуть. Нам, японцам, сейчас необходимо это пламя. Простите меня, пожалуйста, забудьте все, что я сказал, до того момента, когда о нашей беседе приятно будет вспомнить. — Японец со значительным видом посмотрел на судью, который поклонился и пожал ему руку. После ухода гостя судья долго сидел в задумчивости. Ревелс не мог понять, хотел ли японец узнать его мысли или, наоборот, информировать его.

За последнее время судья Мансарт начал подвергать переоценке многие из своих прежних взглядов. Перед его глазами предстал мир под властью монополистов, с их политикой колониального империализма и наживы на войне. Мансарту становилось ясно, что теперь на бизнес смотрят не как на способ приносить пользу людям, а как на возможность установить власть над ними. Цель бизнесмена не служение человеку, а господство над ним во имя того, чтобы горсточка богачей могла эксплуатировать обездоленное большинство.

Между тем японский гость Мансарта поспешно отправился на пристань, где был подвергнут обстоятельному допросу. Выяснилось, что он — японский гражданин, возвращающийся на родину; его путешествие началось еще до того, как между Соединенными Штатами и Японией разразилась война. Все его документы были в порядке, хотя его поездка и казалась подозрительно долгой. Но, может быть, в этом была повинна именно война. В конце концов ему разрешили выехать.