Кришан Чандар - Мать ветров: рассказы

— Поцелуи? Что вы говорите? — воскликнул я, быстро открыв глаза и облизнув от волнения губы.

— Читайте объявление, — сказал служитель. Робко, еще не веря, я подошел к прикрепленной на стене доске. Огромными ясными буквами на ней было написано:

Да. Список был длинный и подробный. Я удивился высокой плате за поцелуй Ашок Кумара. Она была выше, чем даже плата за поцелуй Наргис.

— В чем дело? — спросил я у слушателя.

— Что я могу сказать, сахиб? Девушки обожают Ашок Кумара. Они заполнили все помещение, и все хотят получить поцелуй именно Ашок Кумара, как будто с ума посходили.

— Ну что вы! Это неверно, — сказал я убежденно. — Мы индийцы, потомки древнего народа. Застенчивость всегда была свойственна нашему характеру. Поэтому наши девушки не могут быть такими бесстыдными.

— Сердце не хочет этому верить, — отвечал он, — но войдите в зал и увидите, что восемьдесят процентов всех присутствующих — девушки, и все они ищут Ашок Кумара. Я даже слышал, что он, бедняга, собирается бежать.

— Почему?

— Это секрет, но вам я открою его, только об этом никому ни слова, — он приложил палец к губам.

— Никогда, никому! — схватил я себя за оба уха и, ударив кулаком в грудь, сказал: — Умру, но тайну кинопромышленности никогда не выдам.

— Одна старая иранка, — доверительно наклоняясь ко мне, рассказывал он, — в Ашок Кумара… Ну, вы понимаете! Очень богатая старуха. Вдова уважаемого Хорсана — владельца мулов.

— Постойте! Это не та, у которой девяносто миллионов?

— Так вы ее знаете! Да, на недостаток денег она не может жаловаться. Она отдает внаем соседний кинотеатр на год, чтобы заполучить все купоны. А за них она надеется получить поцелуй Ашок Кумара. Точно так же несколько спекулянтов из Буджерата и Мирвара сдают другой кинотеатр на полгода и получают все купоны — часть для актеров и актрис, а часть для кого-нибудь другого.

— Наверное, для того чтобы преподнести их в подарок, когда будет справляться серебряный или золотой юбилей?

— Ни о чем не спрашивайте.

И он, вспомнив о своих обязанностях, начал торопить публику:

— Проходите в зал, пожалуйста! Зал уже полон! Скорее, господа!

Потом, повернувшись ко мне, сказал:

— Удивительная жизнь.

— Хорошо, — сказал я. — Наверное, большинстве людей стремятся купить купоны Наргис, мисс Пхутрин или мисс Чатхара?

— Нет, сахиб.

— Подождите, почему нет? Я думаю, что…

— Вы ошибаетесь, сахиб. Шумиха поднялась сейчас вокруг мисс Мусибта Леви и Кокиля Рани.

— Почему вокруг них? Ведь их время уже прошло. Да и в списке-то их нет, — сказал я, показывая на доску.

— Потому что, кроме поцелуев, у них можно получить еще и купоны.

— Они дают купоны сами? Что вы говорите?

— Да, и друзья собирают их, чтобы…

— Чтобы, — догадался я, — собрав сто тысяч купонов, поцеловать мисс Пхутрию…

— А двести тысяч — Наргис… Поэтому, сахиб, такие люди, как прачки, зеленщики и безработные киносценаристы вроде вас, бегом бегут…

Я сжал кулаки и начал пробираться к выходу.

— Куда вы? В первый класс сюда. Куда же вы?

— К Кокиля Рани за купонами, — на бегу ответил я и выскочил из кинотеатра.

В эту промышленную эпоху в Индии все можно получить за купоны. Бога, любимую, славу, службу, дом.

Все за купоны! И почему бы нельзя, если купоны на бензин, как и вежливость, распространены повсюду.

Мы осмотрели развалины древнего исторического памятника в Грузии километрах в сорока от Гори и теперь возвращались домой. Мы ехали по горной дороге. Высокие скалы с двух сторон сжимали узкую долину. В прохладном воздухе немного пахло снегом, а вода в речушке была такого удивительного голубого цвета, как будто это само небо текло по земле.

Впереди показалась деревня, маленькие домики которой, как ульи, повисли высоко в долине. Чинары, стоявшие на склоне, уже стряхнули листья. Облетели и золотистокоричневые листья кленов и лип, а тополя стояли, как старые, закаленные в боях солдаты, выставив штыки своих ветвей. Берега реки местами густо поросли камышом, и, казалось, камышинки, переплетаясь между собой, о чем-то тихонько перешептываются, как старухи. Легкий деревянный мост, переброшенный через речку, переходит в утоптанную тропинку, которая ведет к двухэтажному зданию деревенской школы. Из нее с шумом выбегали ребятишки.

Много-много лет я мечтал увидеть маленькую советскую деревеньку. Я видел много больших городов, видел много крупных заводов и обширных ферм, но мне всегда хотелось посетить какую-нибудь маленькую и безвестную деревеньку, в которой живут маленькие и безвестные люди. Они живут в ней так, как живут маленькие люди во всех уголках земного шара, — тихо и мирно, вдали от шумных потрясений. Я хотел побывать в деревушке, окруженной полями, в деревушке, где есть долина, есть речка, есть скромные домики, есть песни, есть свое маленькое горе и свои маленькие радости, в деревушке, где утром открываешь глаза, разбуженный пением птиц, а вечером засыпаешь, убаюканный негромкой колыбельной песенкой речки. Годами зрело в моем сердце желание увидеть такую советскую деревушку.

И вот, наконец, я вижу ее перед собой. Я попросил остановить машину и обратился к одному из своих спутников:

— Вот эту деревню я хотел бы посмотреть!

— Но здесь и смотреть-то нечего, — возразил он, немного удивившись. — Самая обыкновенная деревня, ничего интересного здесь нет.

Я улыбнулся в ответ:

— Вот именно поэтому я и хочу осмотреть ее.

Мой спутник ничего не понял, но мы все же вышли из машины и стали взбираться по склону, направляясь в деревню.

Очень скоро кудахтанье потревоженных за околицей кур и кряканье уток возвестили о нашем прибытии и предупредили об этом крестьян, как бы сказав им:

«Посмотрите, ведь в деревню кто-то пришел!»

Первыми нас окружили деревенские ребятишки. Смотреть на нас и трогать машины, в которых мы приехали, было немалым удовольствием для них. В это время из стоявшего неподалеку белого дома вышел, поглаживая бороду, краснолицый старик и с любопытством посмотрел в нашу сторону. Мой спутник окликнул его и, когда он подошел к нам, что-то сказал ему по-грузински. Старик внимательно оглядел меня с ног до головы и что-то проворчал в ответ. Тогда мои спутники снова заговорили по-грузински. Голоса их звучали просительно. Мне показалось, что суровый старик несколько смягчился, — нечто вроде легкой усмешки появилось на его лице. Теперь лицо его казалось приятным и добрым.